принимаю твой вызов, Кнут Рыжебородый, – медленно произнёс Агни. На натянутом лице его не дрогнул ни один мускул, лишь шевелились губы, выпуская на волю слова, да сверкали из-под густых бровей озлобленные глаза. – Но у меня есть требование. Чтобы Хольмганг не пришёлся на Тинг и тризну, я сам назначу время спора.
Кнут сощурился, не понимая, что за игру предложил Агни Старый Лис.
– Это не по правилам! – громко сказал Рыжебородый.
– Я уже принял твой вызов. Можешь идти.
Рыжебородый то ли кивнул, то ли случайно дёрнул напряжённым подбородком и ушёл, прихватив со стола чью-то чашу с мёдом. Народ вполголоса принялся обсуждать выходку молодого хускарла, дивясь его сумасбродству и наглости. Вигго, всё это время тенью стоявший у самого дальнего стола, ушёл вслед за старшим братом, подобрав его меч.
Наконец Агни обратил свой взор на стоящую седовласую женщину. Если прочие хозяйки и жёны явились на тризну в лучших своих одеждах, нанизав на пальцы перстни, а на запястья – серебряные и бронзовые дуги ручных ладей, то эта пришла, укутавшись в серый колючий платок, спрятав под ним узкие плечи и тонкие руки.
– Гудрун, дочь Альва Высокого, – приветствовал её Агни. Голос его немного смягчился. Женщина выглядела несчастной. – Что ты хотела спросить у меня?
Гудрун сплела тугой узел из своих рук, вцепившись пальцами в плат. Её тёмные круглые глаза смотрели то в пол, то прямо в лицо Агни. Набравшись смелости, она наконец произнесла:
– Агни Левша, мой младший сын пропал. Я боюсь, он погиб вместе с Ольгиром.
Ситрик очнулся от жара и сбросил с себя одеяло. Всё тело ломило, будто каждую мышцу и каждую косточку стискивал в пальцах каменный тролль, а горло кололо так, точно подлые альвы воткнули стрелы ему в глотку, пока он спал.
Он оглянулся, но в кромешной темноте ничего не увидел. Застонал, пытаясь ухватить пальцами свалившееся на пол одело. И тогда в темноте комнаты сама собой вспыхнула лучина. Ситрик зажмурился – пламя показалось ему чересчур ярким, хотя лучина едва ли разгоняла мрак в помещении.
Когда же глаза его привыкли к мягкому и тусклому свету, то он увидел, что на земляном полу подле него сидит Холь, прислонившись спиной к стене. Он приподнял голову. Его уставшие, сонные глаза бросили быстрый взгляд на Ситрика и вновь обратились в темноту.
– Подай воды, – с трудом прошелестел Ситрик, и Холь, точно ожидавший этого, протянул ему кувшин.
Вода была горячая, но Ситрик пил её жадно, почти полностью осушив кувшин. Остатки он плеснул на дрожащую ладонь и вытер мокрой рукой пот с лица. Поставив кувшин на пол, он тут же провалился в сон.
Когда он проснулся снова, жар ушёл. Вой метели за окном сменился шумом дождя. Над очагом текла крыша, и капли с шипением падали на тлеющие угли. Лучина догорела, и снова кругом была лишь тьма. Ситрик моргнул несколько раз, пытаясь понять, жив ли он или уже мёртв. Мрак был мягкий и обволакивающий, пахнущий китовым жиром, сыростью и травами.
