Пришлось выходить и еловые ветки подкладывать. Весь грязью замарался. Один раз испугался, что в луже вместе с машиной утону. Такая глубина. Ох уж эти весны! На душе неразбериха, а в природе грязь. Выехал из леса. Вышел из машины. Осмотрелся. На лугу первая травка выбилась. Озерцо как синее блюдце. Солнце печет. На опушке березового леска стоит изба. Подошел к калитке. Заглянул на участок. Яблони растут, огородик, цветничок правда еще голый. Курицы ходят. Изба старая, но ладная. Хорошо строили раньше.
– Есть тут кто?
Из избы вышла женщина. Седая. Лет семидесяти. На плечах оренбургский платок. В волосах лента. Спокойная.
– Заходи, Сашенька, я давно тебя поджидаю…
– Это вы – Калдыриха?
– Калдырина Ангелина Дмитриевна. Ты можешь меня Ангелиной звать. Хотя я тебя и на двадцать лет старше.
– А откуда вы мое имя знаете?
– Уж три дня на селе говорят про следователя. И ко мне на хутор доносится.
– Что же говорят?
– Говорят, седина в висках, а ума нет!
Разозлился. Так всегда. Поступаешь с ними по-человечески. Разобраться хочешь – тебя за дурака почитают. Начнешь лютовать – уважают.
– Как так? За что меня глупым считают?
– Ты, милок с нечистой силой подружился, а от людей совсем отошел.
– С какой нечистой силой, что ты, бабка, чушь порешь?
– Осердился, а я тебе помочь хотела… Чтобы ты чертей не наплодил. Их и так по свету несметные тысячи бродят. Они к людям прямо в душу лезут. В белую горницу, для Святозара приготовленную. И там гадят. И Святозар не приходит. А человек сам себя изъязвляет, болезный, не понимает где сон, а где явь…
Ах, ведьма!
– О Святозаре потом, Вы мне лучше о Федотье расскажите. Слышал я, что Вы с ней знакомы были. На шабаш, что ли вместе летали?
– Ну вот, хорошо, что шутишь. А то, вон ведь какой – весь перекрученный. Нет, летать я не могу, пусть птички летают. А я по земле ходить буду. Как мышка. Да, Федотья была у меня. Детей у нее три года не было, я с ней поговорила, пошептала, травки присоветовала… Вот две ромашечки и расцвели… Была она девушка наивная. И Афанасия любила, хоть он и петух. Обижал ее. Но душа у него не злая. Пьет он. Присноироду служит.
– Кто же ее убил? Присноирод? За что? Ума не приложу. Помогите, наведите на след…
– Грех большой, мать от детишек отрывать… Не знаю. Может, кто совсем чужой? Не из наших? Приехал, снасильничал и фьють… До шоссейки от деревни – пять минут, асфальт. И дом ихний недалеко. Мужа не было. Может, с друзьями пил… Шут его знает. Тут недавно к деревенскому попу какие-то городские приезжали. Может они?
– Друзья говорят про вечер третьего – не помним, от бодуна еще не оправились.
– Это они от страха. Каждый вечер киряют. У них всегда праздник. Бодун-колотун. У меня третьего дня кота украли.
– Ну спасибо, Ангелина Дмитриевна, помогли. Пойду я.
– Ты Сашенька потом, как с этим делом покончишь, приходи ко мне. А то пропадешь…
Уехал поскорее от нее. Глаза у нее добрые, но кошачьи. Видит
