внедрением в ряды восставших, участием в тяжелых уличных боях, недозволенной слежкой, допросами «по-американски» (с рукоприкладством)… В борьбе с этими оголтелыми повстанцами все средства были хороши.
Мерш сразу приступил к делу:
– Ты уже видел труп. Ну и что ты об этом думаешь?
– Жутковатая картина. Напоминает Алжир – взрыв в «Милк-Баре»[37], когда несколько парней…
– Можешь не продолжать, я тоже там был.
Берто подцепил свою чашку за ручку и поднял ее, словно провозглашая тост в память о старых добрых временах.
– Проблема в том, – сказал Жан-Луи, – что девчонка была студенткой. Ты представляешь, как мы будем расследовать дело в той среде?
Берто усмехнулся, и его жирный подбородок затрясся над воротом водолазки канареечного цвета.
– Тебе придется прочесать квартал, чтобы найти свидетелей, – сказал Мерш. – Учти, что ее убили после возвращения с демонстрации, иначе говоря, во второй половине ночи. Наверняка кто-нибудь должен был хоть что-то заметить.
– Jawohl, Herr General![38]
Мерш вопросительно поднял бровь.
– Я следую популярному лозунгу – «Спецназовцы – гестаповцы!», – пояснил Берто, вскинув руку в нацистском приветствии. – И желаю быть на высоте моего нового положения.
– Сейчас не время ерничать, Берто. Мне кажется, ты еще не проникся серьезностью ситуации. В этом деле мы с тобой одни, больше никого не будет. Обстановка такая, что всем плевать на девчонку, разделанную, как свинья, неизвестным психом. Вот если бы ей разнесло голову гранатой…
– И значит?..
– Значит, ты должен найти свидетелей, а я пока займусь родственниками жертвы.
Берто встал; он был не из тех, кто долго рассуждает.
– Где я смогу тебя отыскать?
– Оставляй сообщения в кафе «У Мартена», знаешь такое?
– Знаю.
– И с завтрашнего дня обоснуемся в Божоне.
– Почему в Божоне?
– Обстановочка там подходящая. Ты как сюда добрался?
– На «дофине».
– Это где ж ты добываешь бензин?
– Личные связи…
Мерш протянул руку:
– Давай сюда ключи. Я ее реквизирую.
Берто расхохотался:
– А я на тебя жалобу подам за превышение должностных полномочий!
«Дофина» оказалась обыкновенной раздолбанной колымагой.
С первого взгляда создавалось впечатление, будто кто-то взял автомобильный мотор, накрыл его большой консервной банкой и сунул внутрь четыре клеенчатых сиденья. Прекрасный экземпляр! Более того (вернее, менее): ее хлипкий корпус был весь в трещинах. Одно только хорошо: машина была не их черно-белой служебной расцветки.
Мерш оставил возле дома убитой дежурного полицейского,
30 октября 1956 года в алжирском кафе-мороженом
Слушаюсь, господин генерал!
