конце шестидесятых годов все полицейские ненавидели эту подпольную шайку, непрерывную участницу всяких гнусных дел – похищений, убийств, запугиваний и вымогательств… Членов ОАС называли «тайной агентурой», и Мерш сразу отметил, что их часто величали именно так – в женском роде, – словно желая подчеркнуть грязную, мерзкую сторону их деятельности; так обычно говорят о половой тряпке или о мусорной куче.
С того дня, как Мерш получил свое трехцветное удостоверение полицейского, он начал собирать досье на их незаконную деятельность в самые разные периоды. И всякий раз ему советовали «не слишком приглядываться» к этой организации. Однако Жан-Луи не терпелось их прижучить; он знал, что в один прекрасный день сведет с ними счеты с помощью своего сорокапятимиллиметрового дружка. Решив разом две проблемы. И никто не станет оплакивать этих мерзавцев, даже следствие не откроют. Но оставшиеся в живых не успокоятся, они захотят свести счеты сами…
Вдали, за рельсами наземного метро, показался на фоне заходящего солнца Институт судебной медицины, и Мерш мысленно вернулся к своему расследованию. Он надеялся, что сегодня вечером застанет судебного медика за работой.
Ибо в этом прекрасном мае мертвецы были единственными, кто не устраивал забастовок.
Институт судебной медицины был старинным учреждением. Иными словами, он возник еще в двадцатые годы. Монументальное кирпичное здание высилось на берегу Сены: казалось, оно купается в ее водах, и это отражение цвета сырого мяса производило довольно-таки мрачное впечатление. Зато внутри здание выглядело совсем иначе: интерьер сверкал белой кафельной облицовкой. Эта керамическая атмосфера неизменно наводила Мерша на печальные мысли о каких-то жутких секретных опытах, подобных тем, что проводились в нацистских концлагерях Второй мировой. Не очень-то приятное сравнение, особенно для судебных медиков, которых Мерш прекрасно знал и которые не причинили бы вреда даже трупной мухе.
– Это ты занимаешься девочкой?
Мерш ожидал в коридоре, словно в приемной врача, притулившись между двумя металлическими каталками.
– Привет, Герен, – сказал он, вставая. – Я обнаружил этот труп сегодня днем при довольно странных обстоятельствах.
– Пошли со мной.
Даниэль Герен был красивым мужчиной лет пятидесяти, с густой полуседой шевелюрой и пышными бакенбардами. Он шел, втянув голову в плечи и зажав в зубах сигарету, а руки держал в карманах халата, выставив наружу большие пальцы, словно стволы револьверов из кобуры.
Мерш был рад, что ему достался именно этот патологоанатом, – он уже не раз сотрудничал с ним и убедился, что Герен работает четко, эффективно и при случае выдвигает гипотезы, помогающие сделать верные выводы.
Они вошли в прозекторскую. Здесь, как и всегда, царила белизна, блестела нержавейка, а в ноздри властно врывался едкий запах формалина.
На
