удержалось.
Маленько погодя даже захотелось отведать квашеной капустки. Подцепил щепотью из деревянного блюда, капая ядреным рассолом, закинул в рот. Ух, хорошо! Теперь холодца. Мелания специально поставила поближе. Хренку на него побольше. Заесть ломтем еще горячего утрешнего пшеничного хлеба.
Бражники тем временем наливали по второй. Вторая пошла много легче. Опять закусили. Приняли третью. Все, обязанность гостеприимного хозяина Ратьша исполнил. Поднялся, поблагодарил всех за оказанную честь и вышел из-за стола. Теперь гости должны были выпить еще по чаше-другой, закусить и расходиться по домам. Оставаться дольше – прослыть невежей.
Боярин вышел из ворот усадьбы, присел на вкопанную для воротной стражи скамью у самого моста через ров, подставил лицо ласковому утреннему солнышку. Вскоре из ворот потянулись первые гости, собравшиеся до дому. Каждый останавливался напротив сидящего Ратьши, поясно кланялся, благодарил за угощение и отправлялся восвояси. Кому-то хозяин Крепи просто кивал, кому-то поднимался навстречу и отдавал легкий поклон – это вятшим людям сельца. Наконец вышел последний – сельский кузнец. Шел он, выписывая ногами замысловатые кренделя, видимо, успел набраться на старые дрожжи. Мастер золотые руки, но на хмельное слаб. Его, зная мужнины привычки, уже поджидала за мостом жена. Дождавшись, подхватила запинающегося супруга и повела вниз по дороге.
Ратьша смачно, с хрустом потянулся, покрутил головой, разминая шею, и повернулся было к воротам, собираясь заняться насущными делами. В этот момент он заметил скачущего от леса к холму, на котором стояли сельцо и усадьба, всадника. Похоже, гонец по его, Ратьшину, душу. Решил дождаться тут же, на месте. Пока верховой поднялся по склону, из ворот успел выйти боярский ближник Могута. Этот сегодня почти не пил, только пригублял из чаши, чтобы не обидеть застолье. Подошел, встал рядом. Всмотрелся в приближающегося всадника.
– К нам, – кашлянув, произнес он.
– Угу, – согласился Ратьша. – Откуда бы?
– С Рязани. Отрок из молодшой дружины великого князя.
Боярин кивнул, хоть и не узнал гонца: раз Могута сказал, значит, так оно и есть, зрение у бывшего Ратьшиного наставника было на зависть молодым, а память на лица и того лучше.
Годков боярскому ближнику близилось к пяти десяткам, но он оставался могуч и крепок, как дуб, и в то же время легок на ногу и гибок. В скачке, стрельбе и конном бою ему не было равных, пожалуй, что во всей Рязанской земле. Разве только Коловрат, набольший княжеский воевода, мог посоперничать с ним. Сухощавое лицо с глубокими складками вокруг рта обрамлено аккуратно подстриженной темной бородкой с редкими нитями седины, длинные волосы собраны в конский хвост, глубоко посаженные черные глаза внимательно следят за всадником.
Двенадцать лет тому назад великий князь Рязанский отдал Ратьшу, ставшего круглым сиротой, на обучение в десяток степной стражи, которым
