так жить хотелось? – с недоброй усмешкой процедил Ратьша. – Ты же никогда не был трусом, Гунчак.
– Жить?.. – задумался половец. – Да, хотелось. Моя младшая жена только что родила двойню. Мальчика и девочку. Забавные такие.
Гунчак печально улыбнулся, становясь совсем не похожим на себя обычного, веселого и нагловатого, каким помнил его Ратислав.
– Хотелось жить, – повторил он. – А еще больше хотелось, чтобы жили они, дети и жена. А, что там говорить… – Степняк махнул рукой. – Мы сдались. Нас погнали обратно, на восход к Итилю. В месте, где от Итиля ответвляется Ахтуба, нам определили кочевье. Но остались там только женщины, дети и совсем немощные старики. В качестве заложников. Всех мужчин разбили на десятки и сотни по монгольскому образцу, поставили над ними десятниками и сотниками монголов и погнали на север, в Булгарию, где как раз шла большая война.
К зиме огромное войско монголов и их союзников уже прорвало засечные линии на юге и растеклось по всей булгарской земле. Мы проезжали сквозь эти засечные линии. Воистину, они поразили нас своей мощью и размерами. Сколько трудов положили булгары на их создание! Имей я под рукой даже десять тысяч воинов, ни за что не решился бы приступить к ним. Монголы же сумели прорвать их, хоть, говорят, очень дорогой ценой.
Ко времени нашего прибытия булгар загнали в крепости, которых в этой стране имелось очень много. Немудрено – булгары воевали или готовились к войне с монголами уже полтора десятка лет. Деревни и мелкие городки безжалостно разорялись, а люди сгонялись на осадные работы вокруг больших городов и крепостей. Нас вначале тоже послали на ловлю двуногой скотины. Считалось, что тысячей, которую монголы создали из воинов моего кочевья, командую я. Но на самом деле приказы отдавал монгольский тысяцкий. Я их только повторял. Хотя если бы мои воины побежали в битве или не стали исполнять эти приказы, казнили бы в первую очередь меня. Только потом тех, кто побежал или не выполнил приказ. Кормились тем, что добывали в булгарских селениях, своих больных и раненых тащили с собой. Большинство из них умирало. Голодно было. Но хуже того донимал холод. – Гунчак передернул плечами, видно, вспоминая. Потом продолжил: – Ты знаешь, осенью мы откочевываем далеко на юг, где зимы мягкие. Кое-где снег вообще не ложится. Потому к сильным морозам наш народ непривычен. Обмораживались. Многие потеряли пальцы на ногах, кто-то вовсе умер от холода.
Половец надолго замолчал, уставившись в оконце, за которым стремительно наступали сумерки. Пришлось Ратьше его взбодрить.
– Ну и что дальше? Рассказывай!
– Дальше? – очнувшись от оцепенения, сказал Гунчак. – Дальше, когда мы набрали достаточно пленников, а это по пять человек на каждого воина моей тысячи, нас погнали к столице Булгарии, Великому Городу, как называем его мы, куманы, да и вы, русские, или Биляру, как называют его сами булгары. Шли туда пять дней сквозь дремучие леса, заваленные снегом. Холод стоял собачий. Пленники мерли, как мухи. Добралось их до цели не более половины.
