гусар, Данила Денисыч никаких намеков Марусе не делал. Однако выслушав эту историю, высказал я Марусе свои предположения о том, что чашу-то каменную изваявши, и свободным художником теперь заделавшись, имеет Данила Денисыч право по прибытии в Москву Марусю целовать. И, возможно, при ее лояльности, претендовать на большее.
А Маруся мне на это отвечала, что в русле инь-янь взаимоотношений, право Данила Денисыч, как, впрочем, и любой другой мужчина, имеет одно единственное – не оставлять попыток добиться от нее желаемого.
– Пытаться-то, для подлинного рыцаря, никогда зазорно не бывает! – пояснила Маруся. – Я же за собой всегда другоеправо оставляю – позволить либо не позволить этой попытке развиться и перейти в искомое претендентом качество. В этом праве выбора ориентируюсь я на свою волшебную интуицию, которая, как тебе известно, редко меня подводит.
Совсем запутала меня Маруся! Как ни пытался я прояснить, есть ли шанс у Данилы Денисыча вкупе с его малахитовыми изделиями добиться Марусиного расположения, сделать это мне не удалось.
Сообщила мне Маруся лишь то, что подарок уральца, то бишь очки в оправе под малахит, памятуя о пережитой когда-то розово-очковой лихорадке (читай «Маруся и розовые очки», сезон 6), запрятала она подальше. И хотя спасли малахитовые очки Марусю от большой неприятности, мало ли что от этакого трансформера можно ожидать?
А ежели начистоту, не столько очков Маруся опасалась, сколько возможных последствий своего с ними взаимодействия. Воспоминания о превращении в Хозяйку Медной Горы до сих пор вызывают у Маруси приступ тихой посттравматической паники.
– Не мое амплуа, – ёжится Маруся. – Как вспомню голос ее утробный, так по позвоночнику мурашки бегать начинают. Никогда больше не хочу таким голосом разговаривать! С таким голосом только в горном подземелье и жить, самоцветы перебирая. А ну как застряну в образе женщины, прикипевшей к своим богатствам, и по этой причине донельзя приземленной?! В небо-то в таком состоянии ни разу не поднимешься!
Вот поэтому Маруся к подарку Данилы Денисыча прикасаться более не отваживалась.
А однажды, в ночную пору, шарясь в шкафу в поисках нужной вещи, обнаружила она зеленоватое свечение, исходящее из угла, в котором были спрятаны очки в оправе под малахит.
Наутро отнесла она коробку с очками в ближайший парк, сделала подкоп под большой камень и зарыла очки, приговаривая: «Свое при себе держу, а чужого мне не надобно».
Через неделю позвонил Марусе Данила Денисыч и объявил, что, по причине внезапной потери им творческого интереса, мастерскую свою он продает и снова, в шестой раз уже, женится.
– Эх, не успели мы, Марусенька, с Вами замутить! Я, как только принял решение с ювелирным делом расстаться, в тот же день встретил прекрасную женщину. Чувство к ней затмило то, что я к Вам продолжал всё это время испытывать. Впрочем, шкатулка малахитовая Вас дожидается! Буду в Москве, непременно Вам ее завезу! За мной, Вы ведь знаете, не задержится!
Маруся
