С нами будет Артемище со своей свиристелкой. Но самое главное, с нами буду я! Накупим по пути бухла и зависнем там до самого закрытия ресторана. Угощаю!
– Башка трещит.
– Фигня, вылечим!
– Правда, я сегодня не в тонусе.
– Кто не в тонусе, тот в анусе. Как хочешь, а мы через пять минут выдвигаемся…
Ему очень хотелось поехать, но что-то сдерживало. Головная боль была пусть веским, но предлогом. На самом деле он прекрасно понимал, что просто-напросто струхнул – на него шла непомерно большая волна и он чувствовал себя слишком неопытным виндсерфингистом, чтобы ее оседлать…
А ночью ему приснился какой-то рваный, алогичный, редкостно бестолковый сон. Привиделось ему, что он в Ленинакане во время землетрясения, которого ему благодаря стечению не самых счастливых для него обстоятельств когда-то удалось избежать. Но вот что странно: землетрясение это происходило не вокруг, а в нем самом. В нем самом рушились воспоминания, углами, как могильные камни, выползали на поверхность фундаменты каких-то давно забытых переживаний и обид, кривые извилины бороздили треснувшее, как зеркало, сознание, в котором отражался падающий мир… Потом он вдруг ощутил себя Гаврилой Алексичем, одним из героев фильма Эйзенштейна «Александр Невский», в кольчугу которого вонзились пики псов-рыцарей. Эта стадия сна стала для него настоящим кошмаром. Наконечники проникали все глубже, дышать становилось все труднее… И вдруг он с ужасом понял, что копья крестоносцев проламывают его грудную клетку, из которой, пенясь и пузырясь, как розовое шампанское вовсю хлещет кровь…
Подивившись поутру, до чего же замусорено подсознание человека, если оно регулярно выдает такую цветистую галиматью, он забыл об этом сне и не вспоминал о нем до самого вечера.
День его сложился более-менее удачно: начальство его, часто недовольное им, было настроено вполне благодушно. Отпечатанный номер газеты с золотоперым разворотом пришелся Балмазову по душе.
Завершив свои редакционные дела, Михайлов опять зашел на анонимный блог, так заинтересовавший его накануне, и возобновил свои изыскания.
«Проснувшись рано утром, неожиданно поехали в сосновый бор, подальше от городской суеты. Мы оказались там в совершеннейшем одиночестве. Солнце не спеша, с какой-то недоразбуженностью и воскресной ленцой нагревало песок, отчего все сильнее с каждой минутой пахло лежалыми сосновыми иголками. Деревья – прямые, высоченные, как корабельные мачты, а между ними – контрастом улеглись солнечные лучи и тени. Воздух сухой, звонкий, будто вот сейчас зажжешь спичку – и он вспыхнет. И в этой прозрачной тишине сонно блуждает и кружит весенней вьюгой невесть откуда взявшийся тополиный пух.
Ощущение такое, что летать – легко. Можно просто лечь на воздух – и поплыть меж сосен. Я такое, кажется, только в детстве испытывала. Или во сне, что, наверное, почти одно и то же…»
«Мой сосед – плотный мужчина лет под 60, с пустыми, как две дыры в заборе глазами,
