и нескончаемые хлопоты, связанные с бесчисленными согласованиями и разрешениями на провоз лампы-контейнера с Благодатным огнем бортом, летевшим в Израиль чартерным рейсом. Все необходимые бумаги удалось дооформить в самый последний момент, буквально на летном поле. Не удалось ему отдохнуть и в гостиничном номере: после того, как первый день их пребывания на земле обетованной подошел к концу, Артем Чалый предложил ему смотаться на такси к Мертвому морю, чтобы посмотреть на него при свете луны и по возможности снять каких-нибудь неразборчивых в межгосударственных связях израильтянок. Черт дернул его согласиться. К утру он вернулся в отель ни жив, ни мертв…
Справа от него ослепительно сверкнула фотовспышка. На какую-то долю секунды ему показалось, что это молния. Память услужливо высветила все, что он когда-либо слышал о чудесных свойствах небесного огня. Нередко в людях, переживших его разрушительное вторжение, открывались какие-то скрытые сверхспособности – к ясновидению, тайным знаниям, языкам.
Взять, к примеру, Нуриду Кюскюн-Шушалы, которую называют азербайджанской Вангой. Или саму Вангу. По некоторым сведениям, ее во время бури тоже изрядно шандарахнуло. А скольким цезарям всполохи молний служили великим предзнаменованием или грозным предостережением? Как свидетельствует Светоний, Божественный Август в память избавления от опасности, когда во время кантабрийской войны молния ударила прямо перед его носилками, убив раба, посвятил храм Юпитеру Громовержцу. Да мало ли.
Втайне он ждал, что когда-нибудь и у него откроется так называемый «третий глаз» или проклюнется шестое чувство, уповая при этом на какое-нибудь событие, знамение или стечение обстоятельств, которое перевернет его жизнь. К примеру, ударит молния, упадет кирпич, случится авиакатастрофа, в которой он чудом выживет – и все неожиданно прояснится, и откроется последняя истина, которая, в общем, сама по себе никому не нужна и даже опасна, но в малых, гомеопатических дозах поможет ему стать хоть чуточку счастливее. Однако «третий глаз» никак не хотел открываться – ни в быстрой фазе сна, ни в сорокадневном трансе, дарующем умение писать арабской вязью и цитировать Коран. Со временем он стал понимать: прежде, чем откроется третий глаз, закроются первые два. В этой жизни ловить ему, в сущности, нечего. Надо признать это как непреложный факт, как фундаментальную основу его злокозненной сансары.
«Ясен пень, та молния, которая угодила в колонну храма, предназначалась мне. Просто мы не совпали по времени, – подумал он, тяжелея челом, в которое, казалось, вонзилось жало скорпиона. – Лучше бы она попала не в камень, а в мою башку, чтобы она треснула, наконец, не по естеству»…
Между тем, арабы совсем распоясались. От их безумных вакхических плясок храм ходил ходуном. Их хотелось выключить поворотом рычажка, щелчком тумблера или, на худой конец, плавным нажатием спускового крючка. С задержкой дыхания, как учили. Они были раскованы и бесцеремонны, как те назойливые продавцы, которые у входа в храм втюхивали гостям со старгородчины
