style="font-size:15px;"> – Ай… Ноги гудят.
– Завтра никуда не ходи, – хохотнул Серый.
Открылась дверь в Серегину комнату.
– Разбирай диван, там как раз твое постельное, – скрипнула ручка на двери ванной комнаты.
– А ты где спать будешь?
Леха выдохнул. Раз такие вопросы, значит, точно не трахаются.
– На полу. Достань из дивана второе одеяло.
Лешка не выдержал, встал, вышел в коридор, растирая лицо:
– Не надо на полу, – включил свет, пожал Серому руку. – Здорово. Мне сейчас уходить, пусть Тайка ко мне идет.
– Лешка! – Тая восторженно бросилась ему на шею.
– Сорян, что разбудили, – смутился Серый.
– Не, норм, у меня будильник сработал, – соврал Леха, снимая с шеи Тайку. – Ну что, – посмотрел ей в глаза, – понравилось?
– Ой, ты не представляешь, как!!! Там такая архитектура, Эрмитаж, Васильевский остров, соборы… Так все красиво! – и с совершенно детским восторгом добавила: – И вкусно!
Сережка хохотнул:
– Это было самое главное.
Тая обернулась к нему с обезоруживающей улыбкой, а Леха посмотрел на друга и понял, что тот больше двух суток не спал. Вот ради кого он, Леха, сможет двое суток не спать? Внутри опять завертелся червячок сомнения.
– Ну ладно, – отмахнулся он. – Давайте вы по койкам, а я себе кофе сделаю.
– Добро! – кивнул Серый.
– Ага, – Тайка уже нырнула в его комнату и повалилась на еще теплый диван, стягивая джинсы.
Сережка достал подушку и вспомнил, что не сменил постельное утром. Сейчас совершенно не было сил. Да и к черту. Рухнул на диван, вдыхая Тайкин аромат. Тот же самый, что приятно щекотал ему нос сегодня во дворе Эрмитажа. Вдохнул глубже, улыбнулся… Тая… Утомленное тело не дало ничего осознать. Сережка почти сразу уснул.
***
– Юра! – бабушка строго смотрела на него. – Ты должен серьезнее относиться к ребенку! Ты же его отец! Он уже личность! Или когда ты его воспитывать будешь? Когда выше тебя станет?
Александра Васильевна хмурилась. Ее строгий взгляд отчаянно контрастировал с мягкими калошами и платком в цветочек. Зажатый в морщинистом кулачке букет из опавших листьев тоже не вписывался в образ строгой учительницы.
– Конечно, – Сережка кивнул. В такие дни он к ней никак не обращался. Если звал ее бабушкой, она возмущалась и расстраивалась, а называть ее мамой язык не поворачивался. – Я займусь!
– На вот! – бабушка впихнула ему в руки свой яркий букет. – Сделай с ребенком гербарий, расскажи, какой лист к какому дереву, – она наклонилась, выбрала мелкий кленовый. – Вот аппликацию можно, – разгладила листик. – Птичку! Особенно с пластилином хорошо будет.
– Я сделаю, обязательно, – стиснул зубы, снова послушно кивнул.
Он помнил этих птичек. Особенно с пластилином. Бабушка их много с ним сделала.
– Сделай,
