на себя ручку, вылетаю за дверь, не переживая, что на пути меня ждет преграда. За меня заплатили, и этот факт перекорёживает недовольную рожу старлея, который провожает меня прокручивающим кишки прищуром, стоя у выхода. Пошел и ты, придурок!
Выметаюсь из отделения и жадно хватаю пыльный знойный воздух, который после вонючего курятника кажется практически целебным.
Водитель отца топчется у тачки. Заметив меня, открывает заднюю пассажирскую дверь, к которой, не раздумывая, отправляюсь.
У меня нет других вариантов. Ключи от тачки изъяли, телефон и бумажник тоже.
Приветственно кивнув Володе, забираюсь на сидение и смотрю в окно, за которым спустя пару минут появляется мрачная отцовская фигура.
Он садится ко мне, и машина трогается, покидая территорию отделения.
Молча кладет рядом с моим бедром телефон и очки.
– Ключи от тачки и бумажник… – уточняю, заталкивая трубку в карман джинсов.
– Пусть пока полежат у меня, – отзывается отец.
Его тон, тихий и сомневающийся, заставляет резко на него посмотреть. Бондаренко старший опускает взгляд на свои пальцы, которые сжимает-разжимает. Нервничает.
Смотрю на него настойчиво-вопросительно.
Серьезно? Мы перешли на новую ступень наших взаимоотношений?
– Окей, понял, – усмехаюсь. – Дядь, Вов, машину здесь тормозни, – хлопаю по плечу водителя.
– Герман, сиди… – чеканит сквозь зубы батя.
– Дядь Вов…– ловлю в зеркале заднего вида его меченный взгляд, которым останавливается на отце, прежде чем тот позволительно кивает.
Тачка паркуется в кармане вдоль проезжей части и, ничего не сказав, я выпрыгиваю из машины, чувствуя на своем затылке прицел отцовских глаз.
