У меня опустились руки, а безответная любовь источила внутренности, словно смертельная болезнь.
Зоя выросла и стала красивой, настоящей Барби с пластиком вместо сердца. Общение с Мариком всегда давалось ей легко, а моя уверенность, что рано или поздно у них все срастется, превратилась в паранойю. Я часто наблюдала за ними в перерывах между занятиями и с ужасом ждала дурных новостей.
Дождалась. Зоя и Марик идут в кино. Вдвоем.
Их свидание все равно стало громом среди ясного неба. Или гулом самолета, улетевшего еще одной мечтой за облака.
Слезы льются из глаз, я никак не могу привести дыхание в норму.
«Ладно. Желаю хорошо провести время», – быстро набираю и, шмыгая носом, захлопываю ноутбук.
Я хорошо знаю, почему она поступает так.
Я же теперь «живу в роскоши», а она – нет…
Шок пульсирует в груди и выжигает ее изнутри, пальцы дрожат, я рискую упасть в обморок и откидываюсь на гладкий подлокотник дивана.
Хреново. Боже, как мне хреново.
Вот так просто меня предал последний друг. Если, конечно, он у меня вообще хоть когда-то был.
Просыпаюсь на все том же скользком неудобном диване, и тяжкие воспоминания мутью отравляют все вокруг. На белых стенах застыли красные пятна солнечных бликов и длинные синие тени. Должно быть, спала я довольно долго.
Дико хочется есть, а еще – поговорить с кем-нибудь. Вывалить на кого-то все свои беды, получить дельный совет, от которого слезы мгновенно высохнут, а улыбка вернется на законное место. Жаль, что мама на такое не способна.
В прихожей щелкает замок, звенят ключи, взвизгивают молнии.
Продираю глаза, хлопаю себя по щекам, морально готовлюсь к вечернему ужину в кругу новой семьи – странной чужой отстраненной мамы и ее занудного избранника с идиотским чувством юмора.
Но голосов за дверью не слышно – шаги и возня сменяются шумом воды и насвистыванием незатейливого мотивчика.
Выхожу из комнаты и в темноте бреду к кухонному проему.
– Привет! Как прошел день? Чем занималась? – вдохновенно и бодро интересуется Игорь, за моей спиной загорается голубоватый холодный свет.
Вздрагиваю от неожиданности, оглядываюсь, и ноги слабеют.
Вальяжно подперев накачанным плечом стену, Игорь мерзко скалится – с волос стекает вода, от голого торса исходит пар. Вокруг его бедер обернуто махровое полотенце.
Не знаю, норма ли это. Папа не жил с нами, но едва ли я могу представить его разгуливающим по квартире в таком виде. Быстро отвожу взгляд.
– Привет… – С трудом шевелю пересохшим языком и отступаю назад, больно прижимаясь лопатками к покрытию из каменной крошки. – А где мама?
– Мама задерживается, будет поздно. Дома только мы. Вдвоем.
Игорь направляется ко мне, скалится еще шире, будто не понимая, что весело сейчас только ему. Задев меня скользким локтем, протискивается
