черту, разница. Ты можешь заниматься своей целью, дай мне шанс на счастье. Ты разве сам не видел? Ты видел, и ты чувствовал со мной и за меня.
На том конце долго молчат.
– Видите ли, капитан, в две тысячи сто пятидесятом он погибнет.
Я чувствую, что от сердца остается стеклянная крошка.
– Дай мне его спасти. Я понимаю, исключение, но… Но я все сделаю.
– Капитан, там начнется война, вы никого не спасете. А я – я должен ее предотвратить. Я забылся. Я нашел причины в две тысячи семнадцатом, я должен был искоренить одну организацию, но потом я нашел вас и занялся исправлением несущественных мелочей.
– Несущественных? Несущественных?! – Я с трудом беру себя в руки. – Давай предотвратим войну, а потом забрось меня к нему.
– Никак нет, мы не будем ее предотвращать.
Мне слышится что-то знакомое в тоне, и я молчу в ответ.
Любовь – очень странная штука. Ты можешь быть с ней только модулированным голосом в ухе да часами на запястье. Иначе никак. Иногда тебе удается вспомнить изначальную ветку, в которой ее не было и быть не могло, в которой ты все равно становился всемогущей Механикой – и случайно натыкался на нее в две тысячи семнадцатом. Потерянную, злую, одинокую – совсем такую, как ты. Но дальше ты помнишь только мост и девятнадцатилетие.
Я пытаюсь понять, когда это все началось. И как все это продолжилось, Люди одинаковые везде, и в две тысячи сто пятидесятом умудрились устроить войну. Почему Механика отказывается ее предотвратить? Почему не выходит на связь, снова, бесконечно, заставляя меня мучиться? Почему так спокойно говорит о гибели людей? Она же – он же – машина, у нее должны быть вшиты законы, инстинкты, в конце концов. Она должна предотвратить войну, а не быть со мной и прыгать по временам…
В голове что-то щелкает, и я прошу настойчиво, ловя носом снег на Риджент-стрит:
– Механика, закинь меня в две тысячи семнадцатый. Я остановлю войну, а дальше посмотрим.
– Капитан, – отвечает устало, – я не могу, капитан.
– Слушай, Механика, в чем вопрос…
– Я не смогу исполнить ваше желание, буде война окажется предотвращена. Меня не будет существовать, я продукт войны, капитан.
– Давай по именам. Я Джейми.
– А я… Механика, Джейми. – В голосе явственно слышен смешок.
– Понимаю. Но человечество важнее, чем твое существование или моя мечта.
– Я…
– Да ты Инхен! – срываюсь на ор я.
Как только имя-то вспомнила. Ведь забыла сразу из-за выражения глаз и этих чертовых бровей.
Механика молчит совсем потерянно, и до меня доходит, что я только что не просто сделала больно, а угадала.
– Ты – это он?
Следующие две минуты я теряю. Я прихожу в себя на полу, а потом меня рвет. Самое страшное, что может случиться, красивый мальчишка становится машиной ради каких-то высоких целей.
– Джейми,
