вся эта красота не избавляла меня от желания выбраться отсюда поскорее. Ненавижу больницы. Даже самые комфортные! Я споткнулась на этой мысли: «я ненавижу больницы». Кто я?
Сознание затопили воспоминания, голову сдавило тисками. Лос-Анджелес, выстрел. Меня убили, а потом… потом. Древо, корни, светящиеся огни душ. «Ты нужна там». И меня унесло куда-то. Потом лес, мальчишка. Стрела. Точно! Я подставилась под стрелу, как только представился шанс на… На что я надеялась? Вернуться туда, к корням? И что? Высказать своё недовольство, пожаловаться? Какое дело Вечности до моего протеста? Швырнули в воду, вот и плыви. Дура! Какая же я дура! Эх, Арина, Арина… тебе же уже всё сказали, повторять дважды не будут.
Я поняла только то, что меня переставили. Как вещь, которой рачительная хозяйка нашла более подходящее место на кухне. На своей очень большой кухне, где в котле варятся целые миры. Так почему бы не добавить маленькую перчинку туда, где она больше подходит по вкусу. Зачем что-то объяснять при этом?! Хозяйке ведь не приходит в голову отчитываться лимонной цедре, зачем ту кладут в пирог. Вот и со мной церемониться не пристало.
Что ж, новый план. Буду жить, раз сдохнуть никак не получается. Да и куда теперь умирать? Даже встретиться на том свете не с кем. Я же помню, я видела. Они ушли своей дорогой. Нет, я никого не виню. Просто…
Из глаз покатились слёзы, я стёрла их ладонью. Как смогла. Нет, не буду плакать! Не хочу. Что мне сказали? Что я нужна где-то там? Видимо, теперь «там» – это моё новое «здесь». Раз моя жизнь мне самой не нужна, пусть. Пусть послужит кому-нибудь, кому от неё больше проку. Может, если я выполню свою задачу в этом мире, меня наконец отпустят. Осталось для начала понять, где это самое «здесь»?
Мой поток пустых и невесёлых мыслей оборвал звук открываемой двери.
В палату зашёл чернобородый, чернобровый, кругленький дядька. Ростом он был мне примерно по шею. С моим метром семьдесят семь – это не такая уж редкость. Зелёный халат, похожий на китайский чаншань, придавал всему образу степенности. На груди переливалась эмблема с изображением раскрытой ладони и непонятным символом. Мужчина посмотрел на меня, потёр бороду.
– Хорошо, очень хорошо. Милая, ты меня понимаешь? – спросил дядька, ощупывая мою руку и глядя на иголочки с колбами.
– Да, – я хотела сказать, но получилось только просипеть.
– Прекрасно. Прекрасно. А это нам уже не нужно, правда, милая? – пропел басом дядька и ловким движением извлёк из меня пару игл с колбочками. Я даже пискнуть не успела. – И совсем не больно.
Брутальная версия Айболита, не меньше. В дверь тихо постучали и также тихо спросили разрешения войти.
– Входи, входи, – снова пропел бородач.
В комнату проскользнул юноша. Высокий, худой и немного нескладный, как все подростки. На вид лет шестнадцати. При этом он был очень красив. Тонкие острые черты лица, чуть курносый нос, выдающий любопытствующую натуру, губы со вздёрнутыми
