вдоль гаражей. Никитка идёт чуть впереди всё так же, не оглядываясь.
Оставив позади трубы теплотрассы, мы вышли на тропинку, ведущую в лес, которая встретила нас колышущимися на ветру деревьями. Листья, как мишура, шуршали, вдалеке, послышался стук дятла.
Догоняю Никитку и хватаю за предплечье. Вырывается.
– Ты же знаешь, как для меня это важно! Сегодня годовщина Моряка, а ты… А ты… – прерывисто задышал сын. – Ты делаешь вид, что тебе без разницы!
Он развернулся, встряхнул плечи, словно сбрасывая невидимую ношу, и пошёл дальше.
Каждый день мы приходим на могилку нашего пса. Не потому что так сильного его любим, нет… Просто та авария, когда сбили моего сына, совпала с годовщиной смерти Моряка.
Тогда-то всё и началось…
Глава 6
Я соврал. Заверив себя, что больше не вернусь в храм, соврал дважды.
Ерзаю на лавочке, морозит… Зеваю в кулак. Затем ещё раз, да так, что уголки губ чуть не треснули.
Помню, как в тот дождливый день, стоило мне покинуть стены святого места, что-то внутри меня надломилось…
Ночью почти не спал.
Ворочался. Подушка скомкалась единым клубком гусиных перьев.
Открытая настежь форточка не спасает от духоты.
Простынь пропиталась потом.
Схватив за край наволочки, со злобой запустил подушку в дверь.
Глухо ударившись, она мешком рухнула на пол.
Уставился в потолок.
Надо поспать… Хоть часик-два…
Снова зеваю, чувствуя, как по губам тянется тонкая ниточка слюны.
Вытираю фалангой пальца губы и замечаю, как с правой стороны выросла тёмная фигура.
– Доброе утро. – учтиво, слегка склонив голову, сказал священник.
– Доброе. – перевожу руки в замок.
Садится рядом. Улыбается.
– Давайте попробуем сначала.
Отодвигаюсь… Священник слишком близко сел.
– Как вы себя чувствуете?
Моргнув несколько раз, проверил рукой карманы. Пусто. Значит забыл капли на тумбочке… Глаза сухие, как песком присыпаны.
– Лучше не бывает. – я потянулся к уху и кончиками пальцев нащупал фильтр сигареты.
– Вы пришли исповедоваться?
Я кашлянул в кулак.
– Это не мой случай.
Святой отец поправил крест и, положив на колени руки, начал вставать.
– Сын. – глухо вырвалось у меня.
Опускается на место.
– Сын… Всё дело в нём.
– В исповеди нет места другим людям, даже собственным сыновьям. В чём ты согрешил, сын мой?
Меня аж передёрнуло. Захотелось вскочить и выбежать. Во мне не было тех слов… И существовали ли они вовсе, чтобы выразить мою боль.
Играя желваками, я снова упёрся глазами в блестящий мраморный пол.
– Мне…
