весь, то местами крайне подозрительной белесой слизью? А ведь мне еще нужно тренироваться контролировать её консистенцию и свойства, так что она далеко не всегда однообразная, часто разделяясь на две фракции – белесоватых сгустков и прозрачной легкой почти-воды.
Гулкий хохот майора Окалины по нашему домофону-телефону временами подтверждал мои подозрения. Ну и хрен бы со всем этим делом. Нужно больше слизи!
Когда я займусь распространением сухо-алкогольной продукции, иметь более-менее развитую способность не повредит. У кого слизь – у того и гравитация в подругах!
Глава 5. Распаршигнусный негодяй
Смущение – это не та эмоция, которую я привык испытывать. Однозначно! Нет, если жизнь внезапно даёт тебе свидетелей в момент, когда ты стоишь со спущенными штанами, то это дело насквозь житейское. Ну, к примеру, задумался ты сильно и пёрнул в маршрутке. Бывает? Редко, конечно. Достаточно всего лишь выйти на ближайшей обстановке, а потом сесть в следующую машину. Твоё лицо всё равно будут помнить меньше, чем запах. …не об этом речь, а о том, что дело-то житейское.
Другой вопрос, когда надо сотворить что-то эдакое самостоятельно, собственноручно, при свидетелях, не имея ни практики, ни времени морально подготовиться, потому что режиссёр стоит рядом, нетерпеливо бия копытом в потёртый паркет пола. А за его спиной топчутся еще два барана.
– Ну, вы долго будете?! – въедливо поинтересовался Могилёв Николай Анатольевич, редких душевных качеств политрук нашего факультета. Оба прямоходящих парнокопытных увальня, составляющих его свиту, чувствовали себя неловко и лишними.
– Я пытаюсь понять…, – глубокомысленно и очень проникновенно, в расчете на нормальную мужскую солидарность, сказал я политруку, поглаживая маску, лежащую на парте.
– Часики, вообще-то, тикают, – постучал по циферблату пальцем этот вредный человек.
– Может быть, тогда подскажете? – не остался в долгу я. Рядом шумно и взволнованно дышали очень большой грудью, что слегка отвлекало, как и меня, так и свиту политрука.
– Изотов, что вы как маленький? – предпринял совершенно детскую попытку съехать с темы препод, – Хватит тянуть время!
Зато он может в авторитет, был вынужден признать я, вновь оглядывая фронт работ. Последний нервничал, периодически облизывая губы и одёргивая жакет.
Ну, то есть нервничала, облизывала и одёргивала. Риточка это была, Галкина. Комсорг нашего непутевого факультета во всей своей двухметровой и богатой на округлости красе. К ней-то мне и нужно было подомогаться, дабы потом быть взятым с поличным группировкой политрука, уже присутствующей на месте будущего преступления. В принципе, очень логично и правильно, потому как домогательства штука интимная, а что гораздо важнее – легко конвертируемая в «назойливые ухаживания», если подвергшаяся им, домогательствам, сторона, решит пойти на мировую.
Нет,
