застыла как вкопанная, а по спине пробежал холодок. Вымолвила севшим голосом:
– Лихо…
Услышав это, он отступил на шаг и тихо сказал:
– Уходи пока можешь.
И снова не было в его голосе угрозы. Послышалась печаль, такая большая, неподъемная.
Я не понимала ничего, но страх потихоньку стал отступать. Собрала волю в кулак и сделала ещё шаг.
– Мне нужен болотник. Покажешь, где он, и я сразу уйду. – Ещё шаг. Я смотрела прямо на нечисть, стараясь не выдавать волнения. – А если хочешь что-то взамен, у меня есть хлеб. – Вспомнилось, что отец иногда взрезал ладонь, чтобы задобрить духов. – И кровь.
Во взгляде Лихо будто появился интерес. Он окинул меня жёлтым глазом и приблизился на шаг.
– Не боишься меня? Обычно люди бегут прочь, едва заметив.
В ровном, спокойном голосе слышалась давняя обида. Пришлось слегка слукавить:
– Не боюсь. Так ты поможешь?
Лихо помолчал немного в задумчивости и ответил:
– Не нужен мне хлеб. Я питаюсь человечьими страданиями. А их в вашем селе предостаточно.
– Значит, это ты насылаешь несчастья? – с укором прищурилась я.
– Так все говорят. Но это неправда. В жизни и без меня полно горестей. – Он смежил веко и потянул носом воздух. – Вот и в твоём сердце тоску чую. Она и будет твоим даром.
Его слова заставили поежиться, но отступать было некуда. Я кивнула – и тут же ощутила все затаенные обиды, все страхи и печали заново, так ярко, как если бы случились они в этот самый момент.
Вот погребальный костер отца. Пламя поднимается так высоко, что лижет низкие тучи, светит так ярко, что затмевает собой закат. Я стою у самого пламени и не чувствую жара, а только горе. Глубокое, как бездонное ущелье, и такое же темное.
Вот сестры разъехались по своим новым дворам и оставили меня в тихом доме наедине с матушкой. Чувствую, как на плечи ложится тяжким грузом ответственность, к которой я не готова. Это страх, что не справлюсь с хозяйством. Обида, что оставили меня одну.
Вот живая и красивая матушка на глазах превращается в нелюдимую старуху. Льет слезы по ночам, и я грущу вместе с ней. Грущу, потому что знаю: не стать ей прежней.
Столько всего нагрянуло разом, что глаза защипало от подступивших слез. Я яростно смахнула их рукавом. Достаточно их пролито в прошлом.
– Благодарю за дар.
Лихо склонил голову, а печали и горести вдруг отступили, и я смогла вздохнуть с облегчением. Вдруг зашумел ветер. Он откинул пряди с лица нечисти. Второй его глаз был перечеркнут длинным шрамом и навсегда закрыт. Лицо худое, сплошь острые углы, и совсем не старое, как в поверьях сельчан.
– Ступай за мной. Но не подходи близко. Все, кого я коснусь, обречены на несчастья.
В его словах слышалась тоска.
Лихо развернулся и не спеша двинулся в чащу. Ступал бесшумно, ни одна ветка не хрустнула под его ногой. Только мантия из зелёного мха и сухих листьев с лёгким
