трава, кусты, деревья, все, за что цепляется взгляд. Ни озера не видно, ни леса, все занесло непогодой. А идти надо пешком, дорога к заброшенной деревеньке коварная, всю осень лили дожди, грунт промерз неглубоко, пешего человека держит, а машина может застрять.
Впрочем, большую часть пути прошли на «Ниве», пешком не больше километра, если верить участковому с карельской фамилией. И с охотничьим ружьем на плече.
– Места здесь глухие, отошел от деревни, уже глушь, – сказал Миккоев.
Кирилл усмехнулся в кулак. Можно подумать, Кайсе – оплот цивилизации, царство Берендеево отдыхает, такая глухомань.
– Медвежья глушь, – немного подумав, добавил участковый. – Медведь сейчас в спячку впадает, медведь сейчас особенно злой… Все, уже почти пришли!
И действительно, над зарослями бузины и шиповника показалась крыша, а затем принял очертания и сам дом. Обычная деревянная изба, слегка покосившаяся, но еще довольно крепкая на вид. Оконных рам нет, дверей тоже, крыльцо сгнило, но кто-то подставил доску, по которой можно было подняться в дом. Доска черная от сырости, скользкая, к одному боку слизни примерзли, из другого ржавый гвоздь торчит.
– Из района приезжали, ходили туда-сюда, – ощупывая доску ногой, проговорил Миккоев. – Они поставили, труп выносили, ничего, выдержала.
– А труп уже вынесли? – совершенно серьезно, даже деловито спросил Ганыкин.
Лежнева молча повернулась к нему и, приподняв правую бровь, посмотрела в глаза. Как психиатр на внезапного пациента. Труп обнаружили восемнадцатого ноября, сегодня уже двадцать первое.
– Да шучу я! – спохватился Ганыкин.
Кирилл усмехнулся. Похоже, бравый опер витал где-то в облаках, решил ненадолго спуститься на землю и ногой попал аккурат в коровью лепешку.
– Просто подумал, такая дичь вокруг, только покойника в доме не хватало.
– А что покойник? – хмыкнул Миккоев. – Страшен тот, кто убивает.
Ольга подняла обе брови, нравоучительно глянув на Ганыкина. Кирилла она как будто не замечала, так он и не требовал к себе внимания.
– Медведь может? – спросил Ганыкин, поставив ногу на доску.
– Может. Очень может, – совершенно серьезно ответил Миккоев.
– Их здесь много? – Ганыкин решился на восхождение, сделал один шаг вверх по доске, второй.
– Много. Брошенные дома любят, особенно если дверей нет.
Ганыкин остановился, раскинув руки. Но замешательство его длилось недолго.
– Шутник! – как-то не очень весело махнув рукой, майор все-таки зашел в дом.
Миккоев немедленно последовал за ним. Ружье он взял, как канатоходец берет шест для равновесия.
Не глядя на Кирилла, Ольга повела рукой, приглашая в дом.
– Да я здесь останусь, – сказал он.
Ему хотелось отлить, но так, чтобы соблюсти приличия. Он ждал, когда Лежнева зайдет в дом. Но она уперлась. Нахмурила брови и даже удостоила его взглядом:
– Почему
