была отслужена панихида по цесаревичу Николаю Александровичу. На этом завершились семейные торжества. Через два дня, 18 апреля 1866 г. в Николаевском зале Зимнего дворца состоялся большой бал на тысячу человек, которым, собственно, и закончились торжества в Петербурге144.
К этому времени Александр II уже имел определенную репутацию среди прекрасной половины высшего света. Современники, которые подмечали мельчайшие нюансы в поведении императора (например, граф С. Д. Шереметев упоминал, что «всем было уже известно движение его руки, когда он вынимал носовой платок, и по этому движению судили о настроении его духа»145), отмечали, что, «не поддаваясь влиянию мужчин, Александр II имел необыкновенную слабость к женщинам. Близкие ему люди, искренно его любившие, говорили, что в присутствии женщины он делается совершенно другим человеком»146.
Несмотря на то что семья практически распалась и наличие второй семьи у Александра II было секретом полишинеля, на официальном уровне все было очень пристойно. Семейные юбилеи регулярно отмечались. Так, 13 марта 1874 г. в кругу близких было отмечено 35-летие первой встречи Александра II и Марии Александровны. На так называемом охотничьем ужине были розы и первая земляника147. В 1876 г. прошел еще один семейный юбилей, связанный с 35-летием со дня свадьбы Александра II и Марии Александровны. 16 апреля Александр II подарил жене браслет с большим диамантом, который можно было носить и как брошку. На браслете были выгравированы памятные даты «1841–1876». По этому случаю состоялся большой фамильный обед148.
К этому времени «маленькая Катенька Долгорукая» давно и жестко держала гражданского мужа в своих руках. Александр II действительно любил свою «дусю», хотя уже хорошо представлял себе все ее недостатки. В 1868 г. он писал149 своей Катеньке: «Я знаю мою гадкую шалунью до самого донышка и люблю мою дусю до безумия со всеми ее недостатками, как Бог ее сотворил».
Они любили друг друга. Об этом свидетельствует вся их переписка. У них был свой «язык». На своих фотографиях, подаренных Е. Долгорукой, Александр II на французском языке писал: «Твой отвратительный Мунька, который тебя обожает» (1868); «От твоего Муньки, который тебя любит больше, чем душу» (1878). Сама Долгорукая была не менее откровенна: «Я люблю тебя со страстью, как безумная… очутиться в твоих объятиях и забыть весь мир» (1868); «Итак, до сегодняшнего вечера, до %, и вопьемся, как кошки. Это то, к чему у меня ужасная страсть. Целую тебя всего страстно» (1870)150.
Однако он был императором огромной страны, а она происходила из обедневшей княжеской семьи. Поэтому в любви Е. Долгорукой присутствовал и откровенный практицизм. Вся обширная переписка Е. Долгорукой и Александра II проникнута также беспокойством княжны за свое положение, за будущее своих детей. Е. Долгорукая сделала так, что император в начале их связи поклялся перед иконой, что он женится на ней, когда станет «свободен». Долгорукая писала в мемуарах: «Он поклялся мне перед образом, что предан мне навсегда
