Мари вернулась, его пыл уже угас. Они держали друг друга за руки и разговаривали. О том, что она должна поддержать отца, что производство бумажного волокна – это спасение фабрики и что она должна убедить в этом Иоганна Мельцера, ведь он больше никого не слушает. А Мари просила его никогда не разыгрывать из себя героя, но и не быть трусом. Ему следовало разумно придерживаться середины. И он, улыбаясь, дал ей это обещание. Еще трижды за ночь ее будил жалобный голосочек, в конце концов ей пришлось подняться с постели. Паулю показалось, что сын теперь стал кричать громче и сильнее. На это Мари сказала, что теперь и сестричка возжелала свою долю.
В последний час они спали, прижавшись щеками друг к другу, держась за руки, и видели один и тот же сон. Пронзительный звон будильника вырвал их из из этого состояния, вернув в действительность, которая в холоде раннего утра показалась им неприкрыто грубой. Расставание. Нужда. Возможно, и смерть.
– Полежи еще, любимая, – прошептал Пауль. – Как я не хочу расставаться с тобой в передней или прямо у порога.
В комнате было еще темно, и они не видели друг друга, когда обменялись последним поцелуем. Он был соленым от их слез.
4
– Русские – да они живут, как дикие звери, – говорила Августа. – И спят в одной постели со своими танцующими медведями.
Тяжеленным утюгом она водила по белой льняной простыне, но та не хотела разглаживаться. Ничего удивительного: кухонная плита, на которой горничная разогревала утюг, была чуть теплой. Не хватало угля, да и дров было мало.
– Что, спят вместе с медведями? – Ханна не поверила. – Ну уж это ты придумала, Августа.
– Спроси хоть Грету фон Вислерс, это она мне рассказывала! – защищалась Августа. – Гансль, с которым она обручена, был недавно в увольнительной в Аугсбурге, а он побывал в России.
Брунненмайер скривила свое широкое лицо и саркастически засмеялась. Да уж, слушай этого Гансля – он всегда умел сочинять истории.
Она поднесла к губам чашку чая с перечной мятой и с отвращением отпила глоток: она терпеть не могла эту вонючую гадость.
– Вот кончится война, и я первым делом выпью хорошего кофе из зерен! – сказала она. – А не из этих поджаренных свекольных обрезков или желудей. Из настоящих вкусных кофейных зерен! И положу целую кофейную ложку с горкой на чашку!
Эльза закатила глаза, начистив до блеска серебряную ручку сервировочной ложки. Чистка серебра была тем занятием, которое никогда не кончалось. Только закончишь чистить сахарницы и кувшинчики для молока – уже снова пора начищать приборы и сервировочные блюда. И все же это была легкая работа, не то что выбивать ковры или таскать уголь.
– Фрау Брунненмайер, негоже лелеять такие желания, – сказала Эльза, сложив губы бантиком. – Мы все с радостью должны переносить лишения и тем самым поддерживать наших солдат на фронте.
– И какой же прок для бедных парней от того, что я пью вместо кофе
