ты. – Я вдруг понял, что, слушая его болтовню, я так и не узнал его имя. – Как тебя вообще зовут?
– У меня много имен – Черная Смерть, Абсия, Йер-а Анкоу. Когда-то меня называли Костеруб…
Я нетерпеливо замахал руками.
– Неважно. Пока не выберешь одно из них, буду звать тебя «Острый».
– Острый?
– Ты же мертвопорабощенный, верно? Тебя поместили в безжизненный, неодушевленный предмет.
– Об этом можно и не напоминать, но да, я – душа-клинок.
– Ты хоть раз слышал про призрака, тень, которых связали с кем-то живым?
– Да, были животные – лошади, соколы, собаки. Это называется «чужеродное порабощение», помнишь?
– Да, я знаю. Но я не про животных, а про людей, живых людей.
Острый задумался.
– Я слышал пару историй… – осторожно протянул он.
– И что за истории?
– Ничем хорошим они не заканчивались. Палата Кодекса запретила никситам заниматься этим за несколько веков до того, как меня поработили, – а может, даже раньше. Более того, есть одна эпическая поэма о том, почему они…
Я заскрипел зубами с такой силой, с какой вообще можно скрипеть облачком пара.
– Нет, никаких поэм! Просто рассказывай как есть.
– Ну, это было как-то связано с религией – то есть с тем, о чем аркийцы не думали уже много лет, с тех самых пор, как объявили о смерти богов. Похоже, раньше боги были среди нас; они вселялись в тела людей, испытывали тех, кого встречали на своем пути. Никситам и Палате Кодекса это не понравилось; они решили, что с помощью такого колдовства люди пытались действовать как боги.
– И что стало с теми людьми?
– Для тени ты очень мало знаешь о порабощении.
– Мне все это еще в новинку.
– Ну так вот. Тело создано только для одной души, не для двух – и похоже, что такие штуки могут проделать только боги. Истории гласят, что люди сходили с ума, что за несколько дней их тела сгнивали изнутри. Кто-то разрывал себя на части голыми руками, сражаясь с чужой душой. Почти в каждом случае погибали обе души – навсегда.
Я инстинктивно ощупал себя, проверяя, на месте ли я и не начал ли гнить. Ну а безумие… я ведь уже разговаривал с мечом. Задумываться об этом я не стал.
– И как они это назвали? Живопорабощение?
– Вселение, Келтро. Это назвали «вселение».
Вселение. Я снова и снова крутил в сознании это странное слово, словно заводную игрушку, разбирал ее на части и снова собирал.
Острый умолк. Возможно, сейчас он слышал, как лязгают шестерни в моем мозгу. Когда же молчание слишком затянулось, он заговорил – и в его голосе зазвучали нотки страха.
– А почему ты спрашиваешь?
Я вздохнул, еще не до конца веря в происходящее. Твою мать. Терпеть не могу, когда кто-то оказывается прав – особенно боги.
– Потому что, господин Меч… Острый… я, кажется, только что вселился в тора Баска.
