всплеском Макико вдруг вскочила на ноги. Убрав полотенце, она повернулась ко мне, демонстрируя свою грудь во всей красе. А затем произнесла низким, устрашающим голосом, который бы больше подошел мастеру карате или дзюдо:
– Ну?
– Что «ну»?..
– Как тебе цвет? И форма?
На языке вертелись слова «Маленькие, темные, но в каком-то смысле большие», – но говорить я не стала. Что люди подумают? Женщина стоит посреди ванны, воинственно уперев руки в боки, и смотрит на другую сверху вниз. Оставалось только кивать.
– Ладно, про размер не будем. Это я и так знаю, – сказала сестра. – Давай про цвет. Что ты думаешь насчет цвета? Ты считаешь, они темные? И если темные, то насколько? Только скажи честно.
– Ну… не то чтобы совсем темные, – вырвалось у меня, хотя я так не считала.
– Значит, цвет в пределах нормы?
– Э-э… даже не знаю, что считать нормой.
– Отталкивайся от того, что нормально для тебя.
– Для меня?..
– Да. От твоего понимания нормы.
– Но это ведь только мое личное понимание… А ты наверняка спрашивала с точки зрения какой-то более стандартной нормы, так что мой ответ все равно ничего тебе не даст.
– Хватит уже ходить вокруг да около, говори, – ровным голосом приказала Макико, и мне ничего не оставалось, кроме как ответить на ее вопрос:
– Ну, они определенно не розовые.
– То, что они не розовые, я и так знаю.
– А, ясно…
– Ага.
После этого Макико опустилась обратно в воду, на этот раз аккуратно, без брызг. Мы вновь сидели рядом и обе рассеянно смотрели в пространство. Но на самом деле у меня перед глазами упрямо маячило одно – грудь моей сестры. Раз за разом мозг прокручивал, будто в замедленной съемке, как из воды с громким плеском появляется грудь Макико, появляются ее соски. Как лох-несское чудовище, вылезающее наружу, или, может быть, как огромный флот, вырастающий на горизонте…
Сама по себе грудь была крошечной – два прыщика от укусов комара. Но из нее торчали, будто рукоятки рычагов, огромные соски. Каждый словно бы окруженный автомобильной шиной. А цвет! Представьте себе простой карандаш, самый мягкий, – кажется, это 10B. И вы им от души закрасили кружок на бумаге, диаметром сантиметра в три. Вот какого они были цвета. Я сама такого не ожидала и невольно подумала, что, может быть, немного осветлить их не такая плохая идея.
– Они у меня темные, – сказала Макико. – Темные, да еще и огромные. Я знаю. Знаю, что они некрасивые.
– Да ладно тебе, это же все дело вкуса… Ну и вообще, ты же азиатка. Это абсолютно нормально, что они у тебя темные.
Я произнесла это как можно небрежнее и беспечнее, как бы давая понять: соски и их цвет – это совершенно несущественно, а мне так и вовсе безразлично. Но, судя по тяжелому вздоху Макико, мои усилия не увенчались успехом.
– До того как я
