пьянство и драки.
– Вы меня разыгрываете, – недоверчиво проговорила она.
– Честное слово. Единственное, что меня поддерживало, это то, что все это время, я занимался, продолжая готовиться к поступлению в медицинский институт.
– Вместо кино, пьянства и драк?
– Отчего же? Параллельно.
Маша не нашлась, что сказать. Только покачала головой.
– И до того там было тошно, – продолжал он, – что когда всего за две недели до дембеля в соответствии с какойто разнарядкой вдруг стали агитировать за продолжение службы и льготное поступление в высшее военнодесантное училище, я не раздумывая согласился. Чтобы вырваться оттуда, хотя бы на час раньше, я бы согласился, наверное, и к черту в пекло.
«На что вы и подписались», – подумала она, но промолчала.
– Что, собственно говоря, я и сделал, – улыбнулся он, еще раз прочитав ее мысли.
– А как же мечта стать врачом?
– Я же говорю, что все очень просто. Видимо, все дело в контрасте того, что я наблюдал два года в воинской части, и того, что я увидел в училище. Я увидел настоящую армию и был так потрясен, что думать забыл о чемлибо другом.
Маша была глубоко тронута его рассказом, хотя в нем не было абсолютно ничего романтичного. Она была поражена той необычайной искренностью и доверчивостью, с которыми он вдруг рванулся к ней. К тому же он затронул потаенные струны ее души. Это точно. Уж чточто, а кошмар заточения и безболезненная, но ужасающая пытка несвободой были ей хорошо знакомы. Знала она и что такое контраст.
Все это было в ней задолго до того, как она впервые заметила его и стала избегать.
В этот миг Маша испытывала нечто гораздо большее, чем просто влечение. Она едва сдержалась, чтобы не броситься к нему на шею. Ей хотелось ласкать, ублажать его губами, языком, всей своей плотью – показать ему, как она его понимает, как рада близости их душ… Однако, как было сказано, броситься на шею она, конечно, не решилась. Она вовсе не собиралась начинать войну с самой собой. Слишком дорого было для нее хрупкое перемирие между собственными сердцем и головой. Она не желала снова превращаться в придаток чужой души.
– Значит, вы не жалеете о том, что так и не стали врачом, – сказала она.
– Теперь мне даже удивительно, что я мог стать кемто еще, а не военным.
– Я вас понимаю…
Он ничего не ответил, только пытливо взглянул ей в глаза.
– И вот вы – полковник… – медленно проговорила Маша, после долгой паузы. – Что же, в наше время жизнь военного вещь, так сказать, обоюдоострая. Нищета и заброшенность в целом, но зато возможность сделать блестящую карьеру в условиях войны. Никогда не останешься без работы. Дело, конечно, небезопасное, но не более, чем, например, бизнес и коммерция.
– Или журналистика, – спокойно добавил полковник.
И снова Маша была вынуждена согласиться.
– Зато, –
