весь не умер ты! Сказали: стань и славь,и ты взошёл на столп – всецелая награда —
возне́сен на века, как орден, Станислав,
близ Огненной дуги, на грудь у Бела града.
Пусть бражники нальют тому, кто недобрал,
пусть слабые, боясь, забудутся в постели.
А столпнику – стоять. Предтечею добра.
И вслушиваться в звук свиридовской метели.
Виноград
Ветку выставил пикой и врезался в глаз —
мой открытый, красивый, здоровый —
сверх очков. Ну а в чём виноват грешный аз?
С табуретки коровой
перепуганной прянул, ладонью закрыл
бедный глаз. Раскатились
грозди враз из ведра. Виноград – пятикрыл
бросил лист на тропинку… Так стилос
указующий ткнулся мне в око, и вот
я «снимаю умняк», разумея:
виноград, как старинная битва, живёт
иль Егорий, пронзающий змея.
Значит, левый – закрой? Стал-быть, правым глядеть.
Видит хуже, но правый.
Виноград-гладиатор поймал меня в сеть,
честной палкой сразил – не отравой.
Думай, думай, мудрило, смекай, просекай,
в чём вина, коли плачет и плачет
половина лица. Знать, зашёл ты за край
и в вине твоя истина, значит.
«…вот именно, между. Меж властных пространств…»
…вот именно, между. Меж властных пространств,
укрытых снегами сбежавшего лета.
Тристан без Изольды – то ль в транспорт, то ль в транс;
ладонь ему жжёт неподъёмная лепта.
…почти непроглядны. Черны ли? Вполне.
Но грезятся между разлук-расстояний
умытые звёзды на тёплой волне
и ноги, входящие без одеяний
в летейское море. А третий катрен
даётся труднее. Что делают двое,
попавшие в непредусмотренный плен?
Шуршат за Лаврушинским павшей листвою —
часа полтора, чтоб расстаться опять
на месяцы злые (без малых изъятий)
и память хмельную прокручивать вспять
взамен говорений, глядений, объятий,
и в пятом катрене – опять – восемь сот
меж них километров сплелись осьминогом.
Кто стоик, тот стоек: вне ласк и красот
живёт, находя утешенье в немногом.
«Молчит этажерка, а с нею – тахта, —
сказал Винни-Пух, – не дождёшься ответа…»
Но вспомни, неспящий, а что тебе та,
родная чужая, сказала про это?
«Не в ней лишь, – сказала, – не только лишь в нём,
отдельно, живёт это нечто, а между:
царапает небо и общим огнём
горит и трепещет, рождая надежду».
Что ей ты ответишь? …Настала зима
и стынет скрещение лучиков слабых —
почти что не видных, дрожащих весьма —
над сирой планетой. Задумчивый лабух
глядит на старанья двоих, на тщету
и пальцы замёрзшие трёт об одежду.
А двое – хватаются
