так: «Маска была выловлена в озере Гаррисон двумя незамужними женщинами-сестрами, непримиримо враждебными к браку»42. Эти маски, как фамилия, передавались женщиной мужу. Хозяин дома собирал гостей, чтобы прилюдно узаконить свой переход в новый статус. Танцорам, обладателям маски, платили за то, чтобы снискать их расположение. Во время церемоний маски сэлиш держали представители самых высоких рангов.
Маска граничила на пороге жизни и смерти, ритуально соединяя в себе мир живущих и мир умерших. Например, в славянских традициях начала нового года проигрывалась ситуация умирания в ритуалах святочного оборотничества – обрядах колядования, ряжения. Эти формы игрового компромисса «допускают» живых в мир мертвых и мертвых в мир живых. Обрядовая театрализация сводилась к изменению голоса, походки, надеванию маски. В селах словацких татр парни водили по домам маску «Страшка» – ряженого, закутанного в солому. В молдавских селах в рождественскую ночь группа колядующих ходила по домам, сопровождая ряженого в маске «Мокшу», одетого в старый тулуп с колокольчиками на поясе, чье лицо закрывалось маской с бородой и усами.
Со смертью человека маска оставалась. Задача ритуальной маски, – возведение – упокоение и успокоение лица, ставшего ликом в вечности, обожествление духа усопшего человека. Почивший, приняв в себя трансцендентное начало, приобщался к сакральному миру, став идеей и духовной сущностью самого себя. Так, египетская маска представляла собой внутренний расписной саркофаг из дерева – некий футляр для мумии, имеющий вид спеленутого тела с открытым лицом. Лицо, будучи во время жизни личиной, после смерти становилось ликом43. «Я – Озирис», – такова священная формула вечной жизни, надписываемая от лица усопшего. Роспись лица превращала конкретное эмпирическое лицо в универсальный феномен. Маска представляла собой усопшего, и древний человек знал: посредством нее является духовная энергия предков. Маска покойного – это сам покойный в метафизическом смысле. Древний говорил, показывая на маску: «Вот мой отец, брат, друг», а не «вот маска моего друга». В Евразии, Америке, Австралии существовал ритуал окрашивания покойников в красный цвет, – цвет жизни.
Человек в маске, или человек с «измененным» лицом, условно переходил границу между повседневным и трансцендентным. Маска являлась одним из исторических инструментов преобразования непосредственного природного ранга человека в культурный. Она всегда сохраняла сходство с лицом, но воспринималась как другое лицо (нечеловеческое). Маска придавала человеку и коллективу «магическую силу»44, выделяя людей с особым положением. Поэтому архаическую маску можно отождествить с «ролью», используя слово «роль» как «значение» или «степень влияния»45. В ходе применения масок происходил рост их разнообразия. Они являлись атрибутом ритуальных церемоний, повторяющих и воссоздающих первоначальный мифологический опыт. Обряды заставляли пройти первобытного человека
Леви-Строс К. Путь масок. М.: Республика, 2000. С. 31.
Флоренский П. А. Имена. М.: Республика, 2002.
Авдеев А. Д. Социальная психология личности. М.: Наука, 1979. С. 307.
Там же, с. 311.
