так оно и вышло.
Я привел ее в кафе неподалеку.
Мы представились друг другу – Марек, работаю на парочку киностудий, частые командировки, люблю музыку и все виды крепких напитков – от чая до виски, чем крепче, тем слаще, да.
Саша – студентка, живет в небольшой квартире неподалеку, главное для нее – книги. Книги и музыка, да.
Я заказал нам обоим самый дорогой кофе, я сделал ей несколько самых изысканных комплиментов в духе ретро, я рассказал пару беспроигрышных историй, в которых я был героем.
Она вежливо слушала, склонив голову, задавала вопросы. Мне было легко говорить с ней. Несмотря на то, что она ни разу не улыбнулась.
От второй чашки кофе, от салата и десерта она отказалась, и сидеть в кафе и дальше без заказа была решительно невозможно. Чувствуя на себе буравящий взгляд официанта, я положил на стол пару купюр без сдачи и встал, чтобы подать ей плащ. И машинально отметил, что она даже не притронулась к своему кофе.
Мы стали видеться с ней. Сначала – раз в неделю; я часто опаздывал на эти встречи, и вскоре Саша сама предложила встречаться в кино, где она могла бы сидеть по тридцать-сорок минут одна, не привлекая внимания и не вызывая жалости. Я был не против.
С морозной шумной улицы я нырял в душный теплый полумрак кинозала, ощупью пробирался на последний ряд, находил ее – она неизменно сидела там, серьезно глядя на экран. Я сгребал ее, угловатую, тонкую, жадно целовал ее сухие теплые губы – она пахла сухими осенними листьями, а, может, это я сам приносил этот запах с собой.
Она молчала, гладила мои волосы прозрачными пальцами, запрокидывала голову, подставляя мне себя открыто и невинно.
Я никогда не спрашивал ее о том, где она бывает до наших вечерних сеансов. После того, как фильм заканчивался (ей-богу, если бы мы действительно смотрели каждый из них, мы могли бы стать отменными кинокритиками), я провожал ее домой.
Я до сих пор не знаю, где живет Саша. Каждый раз на углу квартала она целовала меня в щеку – легко, мимолетно – и исчезала за углом.
Я мог бы за ней проследить. Если бы захотел.
Но я по-прежнему не видел ее улыбки, и равнодушие было моей маленькой местью в ответ на ее жадность.
Лишь однажды отказала она мне во встрече – у нее намечалась какая-то поездка, встреча или конференция… Я не стал вникать в детали.
Ласково улыбнувшись, я спросил, когда я снова смогу увидеться с нею.
Сдержанным ровным голосом она пояснила, что не знает точной даты возвращения и непременно известит меня о приезде.
Я смутно, нутром чуял, что дал маху, что дело во мне, а именно – в моих скорых, настырных соитиях с нею, когда я бросал ее, не успевшую отогреться с мороза, на узкую кровать и впивался в нее, и синяки, которые оставались на ее белой коже, не сходили неделями.
Но Саша взяла мою руку, я мотнул головой, отгоняя от себя дурные мысли – вот же она, Саша,
