религия, Саша. Наша религия, со своими мучениками, грудой костей, с великими тотемами и стигматами. – С этими словами Виктория мягко приподняла рукав дорогой шелковой блузки, и я увидела, что ее белоснежную кожу покрывают тонкие глубокие шрамы. Я протянула руку и погладила их.
– Они прекрасны, Виктория. Как прожилки на осеннем листе. Как лучи солнца, которые пробиваются сквозь стекло по утрам.
Виктория склонила голову, но я знала, что она не заплачет. Она была такой сильной, эта хрупкая девушка с усталыми глазами. Я смотрела на нее и думала, что тоже хотела бы стать частью ее жизни – жизни, состоящей из дорогой косметики, массажа после занятий йогой, поклонников, которые возили ее по всему свету, лишь бы увидеть тень улыбки на ее прелестном лице. Она мало говорила о своих мужчинах, но я заметила, что после прошлых выходных она пришла ко мне с легким загаром, какой появляется во время лыжных прогулок на альпийских курортах, а в ее ушках поблёскивали миниатюрные серьги с бриллиантами. Она пару раз говорила с кем-то по телефону по- французски: «Куршавель…завтра…нет», и я не спросила ничего. Я мечтала говорить на нескольких языках, как она, быть совершенной и тонкой, сводить мужчин с ума своим печальным взглядом.
Подруги Виктории заглядывали ей в рот, пытаясь подражать даже в мелочах. Я даже не пыталась этого делать – не тот уровень. Ее подруги носили дизайнерскую одежду, пили запредельно дорогие фреши в лучших кафе города по утрам, в их сумочках флаконы духов соседствовали с агатовыми мундштуками. А в моей сумке лежал потрепанный томик Лорки, пачка прокладок и Голуаз.
Ее подруги, кажется, никогда не ели.
**
Я была пьяна, я чувствовала себя пьяной, я размазывала слезы пополам с тушью по щекам и умоляла Викторию научить меня стать такой, как она. Она гладила меня по волосам, и ее голос, низкий, выразительный, сводил меня с ума.
– Ложь и тайны – это мой мир, Саша… Они придут и за тобой – зачем тебе это? Если тебе кажется, что ты на краю бездны – это самое время. Но нет обратного пути. Есть только боль. И пустота.
Я не понимала, о чем она говорит, но я молчала. Я готова была слушать ее вечно.
– Мой путь к анорексии начался давно… Иногда мне кажется, что прошло много жизней с тех пор. Мой мальчик, мой первый мальчик… Он взял мои трусики, в тот день у нас был первый секс… у меня. Это был мой первый раз, я так волновалась… Он взял мои трусики, растянул их руками – я помню их даже сегодня, мягкие, удобные и такие огромные…Он рассмеялся, сказал что- то про мою задницу, и что эти трусики могут быть парусом на яхте его отца… но задницу мне они обтягивали плотно. Я вырвала их у него и убежала. Он звонил потом… С того дня я больше не ношу ничего, кроме стрингов. Их точно нельзя натянуть как парус.
Я видела трусики Виктории – как-то она пригласила меня с собой в фитнес-зал. Я не хотела идти с ней – у меня не было красивой одежды для спорта, а если Виктория увидит меня без одежды, мои огромные бедра и рыхлый живот, она перестанет со мной разговаривать.
