моей бабушки), проносился на грязном тарахтящем мотоцикле замотанный заботами об урожае бригадир Чибрик, инспектируя колхозные поля. Или комбайн, трактор по пашне проползет. Для подмарцев и то целое событие!
Родители отца как раз недавно выстроили большой кирпичный дом (по тем временам), при нем – огромный ухоженный сад и огород, крепкие надворные постройки, скотина. На уличной стене дома висела табличка: «Заслуженная доярка Козьякова Татьяна Даниловна» – это моя вторая бабушка. Дед – вылитый отец Гришки Мелихова из старого фильма «Тихий Дон», кряжистый, основательный. Только без серьги в ухе. И звали его Григорием, хотя больше знали как Гришку Аносова – по двору. Фронтовик. В войну оказался в окружении в Ленинграде, пережил блокаду. Рассказывал – ели крыс… Бабушка – неприметная, тихая, в белом платочке. Из доярок она потом ушла, работала кружевницей в артели «Елецкие кружева». Дома стоял специальный станочек с кленовыми палочками-коклюшками, накрытый белым полотном. Я, бывая в гостях, зачарованно следила за чудом возникновения сложного узора под перестук этих коклюшек.
Дед – молчаливый и суровый, курил адские самокрутки из табака-самосада и надсадно кашлял. В доме он завел прямо-таки домостроевский порядок: все происходило по заведенному им расписанию: когда скотину обихаживать (отделываться), когда принимать пищу – что именно и сколько, что и когда делать в саду-огороде, как ребенка (меня) воспитывать. Моя мама, выросшая, как трава на лугу, приспосабливалась с трудом. Отцу вечно доставалось на орехи, а в семье еще была дочь Лида, младшенькая, ей, наоборот, все позволялось…
Много лет спустя я узнала, что мой отец деду неродной, говорят, взял бабушку беременной, но по имени-отчеству – Александр Григорьевич, усыновил, значит. Пыталась я разыскать настоящего деда, выяснила, что была у бабушки любовь с кем-то из братьев Вобликовых, но ее не захотели брать, потому что из бедной семьи. Фамилия в Чернаве распространенная, короче, все быльем поросло…
Уйдя на Подмарку со мной в сумке, мамка плакала не переставая, отец просил прощения, падал на колени… Возвращалась. К дяде Коле на Донбасс уезжали вместе строить новую жизнь. Наш Александр Григорьевич устроился в шахту, только свободолюбивой натуре под землей не понравилось. Да и вообще работать не нравилось – с бо′льшим удовольствием читал книги, писал стихи, басни. Ему бы образование получить, заниматься умственным трудом… В общем, мама подала на развод, и стали мы жить-поживать на Подмарке. Отец изредка навещал, гуляли с ним по лугу, вдоль речки, гостинцы приносил, игрушки: его Катька у меня жила, пузатая огромная неваляшка, и заводной плюшевый медведь. Еще в отцовском кармане всегда лежал волшебный перочинный ножичек. Под старыми ракитами мы искали всякие крючковатые ветки и сучки, и я, затаив дыхание, наблюдала, как из-под этого ножа за несколько срезов оформлялась фигурка зверька или птицы. Орла, например. Целый «зоопарк» собрался из таких поделок в сенцах на подоконнике.
Чуть подросла – отец начал брать меня в гости к своим родителям. Они были приветливы, и с Лидой мы дружили. В их саду росли невиданные сорта малины и крыжовника, крупные, сладкие! Я так объедалась, что в обед уже ничего не лезло. Правда, не лезло и без малины
