и всё-таки уточнить на всякий случай, видели ли они её.
– Есть! – по-военному козырнул участковый.
На выходе из подъезда столкнулись с дородной тётей в малиновом берете, в пухлых руках которой было по увесистой сумке. Панин, шедший первым, чуть посторонился, пропуская её, а та, увидев за его спиной крепкую фигуру участкового, радостно воскликнула:
– Егор Егорыч, а я тебя всё ищу, ищу. Здравствуй!
– Здравствуй, Дарья Тимофеевна. Знаю, зачем ищешь. Твою просьбу помню, дай мне ещё денёк, сейчас я занят вот с товарищами.
– Как скажешь, Егор Егорыч, потерпим ещё денёк, как скажешь, – согласилась женщина. – А что у нас неполадки какие? – она пристальным взглядом окинула сопровождавших участкового людей в штатском.
– Вот что, Дарья Тимофеевна, скажи-ка нам, ты вот эту дамочку в доме не видела?
Пока она рассматривала фотографию Лагутиной, пока затеялся разговор, к которому подключился и Панин, Митричев скучающим взглядом скользил по стенам замызганного подъезда, по оббитым войлоком дверям квартир. Только дверь супругов-геологов и старика Терентьева была дубовая, покрытая тёмным лаком. Рамка нижней филёнки двери немного отошла и едва заметно расщепилась. И на этом тонком, словно иголка лучике Митричев приметил не то крохотный клочок какой-то материи, не то клочок шерсти. Наклонившись, осторожно снял с «иголки» это «что-то».
– И что тебя заинтересовало? – выглядывая у него из-за спины, спросил Панин
Разговор с женщиной в малиновом берете ничего не дал, её отпустили, и сердобольный участковый взялся подсобить ей с сумками.
– Не знаю, – пожал плечами Митричев. – Шерсть вроде, – он полуобернулся к Панину. И вдруг его как током ударило: – Так это ж каракуль, елки-палки!
Оперативники некоторое время в молчание смотрели друг на друга, точно ждали, кто первый скажет то, о чём оба подумали в этом момент.
– Ты хочешь сказать… – начал было Панин.
– Именно! – не дав договорить ему, тихим шёпотом воскликнул Митричев.
– Вот это уже интересно, – Панин задумчиво посмотрел на дубовые двери квартиры, словно собирался определить, насколько версия Митричева имеет право на жизнь.
Тем временем Егор Егорович подошёл к ним, лицо его раскраснелось, на массивном носу поблёскивали капельки пота, умаялся слегка, оттаскивая сумки на последний этаж.
Его быстро ввели в курс дела. Осторожно взяв из рук Митричева маленький клочок шерсти, он потёр его между пальцами, понюхал и слегка притушил радостное возбуждение чекистов:
– У Мещерских из 10 квартиры спаниель имеется, у него такой же окрас.
Чтобы не гадать на кофейноё гуще решили, что Митричев немедленно отправляется в Контору и выясняет принадлежность шерсти, а Панин с Егором Егоровичем постерегут на всякий случай квартиру.
Вскоре чекисты знали, что найденный клочок шерсти – от каракулевой шубы. Другая новость, подоспевшая чуть позже, была ещё интересней. Выяснилось,
