кабинета так же, как и приемного покоя, была пропитана беспокойством. Он поднял глаза на вошедшую Марину и молча проводил ее взглядом до своего стола.
– Что случилось?
– Карасев. Он в реанимации, – глухо ответил он и провел рукой по лицу.
– Здесь нет твоей вины, – начала Марина, чувствуя напряжение, которое вызвал ее визит. – Ты прав, мы не институт благородных девиц и не можем месяцами держать пациентов, – Марина подошла к Роме совсем близко и провела ладонью по его волосам.
Роман Евгеньевич не выдержал. Обхватил ее за талию, и прижал к себе, упершись макушкой ей в живот.
Заскрипела, открываясь дверь – кто-то заглянул в кабинет. Но прежде, чем застуканные на месте преступления любовники смогли сообразить, что пойманы, дверь снова закрылась с тоненьким, извиняющимся «ой».
– Господи, как неловко, – отстраняясь прошептала Марина. Она хотела отойти на безопасное расстояние, но Роман все держал ее за запястье и смотрел в глаза.
– У тебя что-то случилось? Выглядишь ужасно.
– По сравнению с Карасевым… У меня все хорошо, – с наигранной веселостью ответила она. – Кстати, как он? Девочки в приемном сказали потерял много крови.
– Его случайно нашла на крыше одна из дежурных медсестер. Алина, кажется. Не думал я, что буду так рад тому, что мои сотрудники по ночам ходят курить. Да, выход на технический этаж я приказал закрыть, – вдруг строго сказал он и с осуждением посмотрел на Марину.
Она наконец высвободила руку из ладони начальника.
– Давно пора. Я пойду, – и под одобрительный кивок Романа Евгеньевича вышла из кабинета.
Марина осторожно открыла дверь палаты интенсивной терапии. На кровати с забинтованными по локти руками лежал Карасев. Ярко светящиеся в полумраке приборы системы жизнеобеспечения делали его и без того бледное лицо гипсовой маской. Марина проглотила застрявший в горле ком и тихо подошла к постели больного.
– Осуждаете? – виновато косясь на нее, едва слышно спросил Паша. – Осуждаете! Никому я там не нужен. Одноногий уродец из цирка, – скривил он бледные губы в злой брезгливой усмешке. – Вы никогда не думали о том, что уроды сбиваются в стаи, потому что так им проще жить. Среди таких же уродов они кажутся себе нормальными.
– Вы не урод и бояться не стыдно. Тот, кто хоть раз не предавался слабости, пусть первым бросит в тебя камень, – с печальной улыбкой ответила ему Марина и села на придвинутый к кровати стул. – Ты прав, общество, как любая другая стая выдавливает слабых и больных. Оно предпочитает не замечать их. Но знаешь что, слабыми нас делает не отсутствие руки или ноги. Слабость в наших душах. Это неспособность изменить свою жизнь: уйти от мужа тирана, бросить пить, сменить работу. Для этого нужно оторвать зад от дивана и что-то сделать. Большинство не может даже этого. А знаешь почему? Потому что это так удобно, когда есть кого винить в собственных неудачах.
Марина вдруг почувствовала, что не может говорить. Что слезы, выступившие на глаза,
