Шубху взяла папку с файлами в охапку и склонилась над Баччу: «Бабушку слушаться!»
Еле открыв глаза, Баччу взглянул на нее безжизненно и кивнул.
Она быстро вышла из комнаты, прошла по коридору и выскочила из дома. Даже Рону забыла обнять, а он так тянулся к маме из бабушкиных объятий, когда она на ходу объясняла свекрови дозы лекарств для Баччу.
Автобус только собрался отъезжать, когда она пришла на остановку. От сердца отлегло. Она даже не стала требовать у рикши полрупии сдачи, когда увидела, что автобус отходит. Подошла к местам, предназначенным для женщин, две женщины чуть сдвинулись, чтобы она могла опереться. Она поблагодарила их и присела. Женщина у окна взяла к себе на колени ее папку с кипой бумаг.
Раньше она была «плохой» и неблагополучной. Одинокой? Да разве ж она была одна, с ребенком-то! Была у нее родная тетушка, разделявшая в некоторой степени с ней ответственность, присматривая за Баччу. Но только она ступала на порог после работы, едва успевала повесить сумку, как тут же тетя передавала ей Баччу и уходила домой. Порой у тети случались прострелы в спине, и ей приходилось отлеживаться. В такие дни она вынуждена была менять весь уклад и договариваться по-другому. Тогда Баччу брал ключ у соседской тетушки Сулабхи, сам открывал дверь, ел оставленную на столе еду, затем просил тетю Сулабху закрыть дверь снаружи, отдавал ей ключ и после ложился спать. Бывало, Баччу спал до тех пор, пока она не возвращалась с работы. Но часто случалось и так, что Баччу просыпался до ее возвращения, выполнял домашнюю работу и сидел у окна в ожидании мамы. Увидев ее из окна, он кидался к двери и начинал радостно прыгать и повторять: «Мама пришла! Пришла! Пришла!» Она открывала дверь, он подпрыгивал, повисал у нее на шее, поднимал ножки и так они доходили вместе до кровати. Кроме них, в мире никого больше не было, да и не могло быть…
Она прямо сказала Нишитху, что не потерпит никого, кто встанет между ней и Баччу. В ее жизни есть смысл, решимость. И цель тоже. Потому и телесные желания совсем пропали.
– Это самоограничение и преодоление природы, – сказал Нишитх.
– Это не так… Не осталось ни самоограничения, ни попыток преодолеть природу… Тело не только понимает свои границы, но и само их создает.
– По мне, это подавление.
– Ты не можешь объяснить мне, зачем жить…
– Ты преувеличиваешь. Не хочешь на меня смотреть даже…
– Для меня не осталось никакого смысла в этих разговорах.
– Вот, – Нишитх аккуратно пододвинул к ней маленький черный дневник.
– Что это?
– Посмотри сама.
– Но зачем?
– Чтобы узнать меня.
– Разве я тебя и так не знаю?
– Это другой я.
– Мне совсем не обязательно знать тебя другого, если это так.
– Может
