сторону вставать… Ну, прости, я ж подумать не мог, что какой-то пацанёнок, потрох ссу… э-э-э… прости-прости, короче, что ты вот с генсеком чаи гонять будешь. Ну, так ты же не чмо, ты парень хороший, добрый, вон за девчонку чужую совсем заступился вчера… Скажи Чурбанову, что я пригожусь. Пусть меня переведёт хоть в последнюю дыру, в жопу мира, хоть в Кушку, хоть в Наушки, но только оставит на службе. Куда я без милиции, ты сам посуди. Ну, и потом, у меня же и на Куренкова, и на тебя, и на всю…
– Что-что? – поднимаю я брови.
– Ой… Нет, нет, это чисто… это… нет, я не так выразился…
– Ох, и мудак ты, Печёнкин. Вот нахер ты мне нужен, а? Ты же сдашь сразу, при малейшей возможности…
– Кто, я? – перебивает он, ударяя кулаком себя в грудь. – Не, я нет! Кого я сдавал? Егор Андреич, ну вы войдите в моё…
– Так, ладно, время позднее, идите домой. Я подумаю. Ничего другого не обещаю, обещаю только подумать, ясно? Скажу после Нового года.
– Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо… – рассыпается он в благодарностях и чуть не кидается руку мне целовать.
Нет, ну что за человек, вообще…
– Всё, – подхожу я к своим. – Идём на Красную площадь! Немедленно! Гулять! Мне нужно пройтись по свежему воздуху!
– Ты сума сошёл, уже ведь ночь! – таращит глаза Наташка.
– Вот и отлично, сейчас самое время. Никого не будет, только мы. Я пошёл. Кто со мной – догоняйте.
Разумеется, идут все. Мы выходим из гостиницы и оказываемся в сказке, покруче приключений Маши и Вити, или, как их там звали.
А снег идет, а снег идет,
И все мерцает и плывет.
За то, что ты в моей судьбе,
Спасибо, снег, тебе…
– Наташка, ты чувствуешь восторг первого снега? – спрашиваю я.
Мы идём чуть впереди, а Игорёк и матерящийся Толян плетутся сзади. Ничего, свежий воздух на пользу всем.
– Это уже не первый снег, – немного сердито отвечает она, но я-то вижу, ей тоже нравится и вштыривает от этого всего.
Мы выходим на площадь и останавливаемся, замираем. Говорит и показывает Москва! Мама дорогая, какая же красота! Рубиновые звёзды, куранты, башни. Кругом никого – только мы и могучий, древний и вечный Кремль. А ещё снег. Он валит и валит, засыпая мир мягким лебяжьим пухом. Тепло, ветра нет и пахнет невероятной свежестью. Ох, как же здорово быть молодым!
Я прижимаю к себе свою суженую и оторвав от земли начинаю кружить. Она зарумянилась, на бровях и ресницах снежинки, на шапке снежинки, везде они. Везде.
Глаза Наташки зажигаются восторгом а губы растягиваются в улыбке, но это длится недолго, будто счастье, которое часто бывает скоротечным.
– Поставь, – просит она. – Поставь, Егор.
Лицо её теряет детскую радость и становится серьёзным.
– Пожалуйста, Егор, поставь меня.
Я подчиняюсь. Ну, зачем, Наташ, ведь так всё чудесно…
– Я должна тебе что-то сказать…
– Сейчас? Вот тут? И это не может
