состояние. В этой квартире можно было написать шедевр, пережить великую любовь или, замкнувшись в одиночестве, шаг за шагом подбираться к пониманию того, что жизнь человеческая соткана из времени.
Я зажег все огни, прошелся по комнате, но несколько минут не мог решиться и приступить к осмотру, потому что чувствовал себя здесь, как у себя дома, где мне всегда было хорошо, где просыпались многие забытые желания, уснувшие мечты и даже многие похороненные мною люди; они заполняли мое сердце, зажигали в нем пылкий восторг – стремление вместить в себя весь мир, всю жизнь целиком. Не помню, как мне удалось очнуться и сколько длилось затмение рассудка. Знаю только, что вихрь жизненной энергии в одно мгновение лишил меня воли и рассеял остатки благоразумия, загнав мое здравомыслие в тесный закуток, в чулан, где хранится ненужное барахло. И уже не я осматривал то, что было вокруг, а оно завладевало мною, заполняло меня. Должно быть, мистические откровения – это нечто подобное и столь же потрясающее, неописуемое и светозарное. Как-то очень естественно, без дедуктивных усилий – когда разум непременно отыскивает обоснование фактам и только потом делает выводы – я почувствовал рядом присутствие, почти осязаемое, тех женщин, которые когда-то здесь побывали, которые пережили здесь долгие часы любви и исчезли, оставив по себе в доме неизгладимый след. Как известно, подобные глубинные откровения, или озарения, по природе своей относятся к разряду вещей неизъяснимых. Я рискнул бы найти для них определение, но определениям они не поддаются. В самом состоянии вещей, в самих вещах мне виделись, подобно ауре или эманации, женские образы, но образы совершенно особенные и ни с чем не сравнимые. В комнатах Дон Хуана женщины впадали в экстаз, схожий с моим, но потрясение их было сильней моего – они любили и становились собой, выплескивали свою исключительность, суть своего «я», как это должно происходить в Раю. Но последняя мысль, внушенная мне извне и воспринятая мною как нечто бесспорное, вдруг явила мне свой кощунственный смысл, и я понял: пусть и без Бога – а скорее всего, в пику Ему, – все случившееся здесь с теми женщинами имело религиозный смысл.
В смятении я открыл дверь спальни, куда до тех пор не заходил. Там я увидел кровать, светильники на низких столиках, рядом со светильниками – пепельницы. Я оглядывал все словно в бреду, лихорадочно переводя взгляд с предмета на предмет.
– Ну что? Теперь вы понимаете?
Лепорелло стоял за моей спиной – не сняв шляпы, еще более насмешливый, более глумливый, чем обычно.
– Нет, все равно не понимаю.
– Я ведь вам уже говорил: в вас сосуществуют два уровня реальности, но только один из них доступен вашему разуму. Теперь перед вами рабочий инструмент профессионального соблазнителя. И совершенно очевидно, что им никогда не пользовались. Но вы отказываетесь в это поверить.
Я плюхнулся на софу.
– Извините. У меня немного закружилась голова. У меня…
– С вами все в порядке,
