путь-дорогу отправляющихся,
А за кесаря и папу
Пьем без счета, снявши шляпу.
Пьет хозяин, пьет хозяйка,
Пьет и братия, и шайка,
Пьет и овый, пьет и оный,
Пьет невежда, пьет ученый,
Пьет монах и рыцарь тоже,
Пьет епископ и вельможа,
Пьет и трезвый, и пьянчужка,
Пьет и барин, пьет и служка;
Пьют и домосед и странник,
И неведомый изгнанник,
Пьет и старый, пьет и малый,
Пьет и шалый, пьет и вялый,
Пьет и бабка, пьет и дедка,
И мамаша, и соседка,
Пьет богатый, пьет и нищий,
Хлещут сотни, хлещут тыщи.
Сто кругов обходят чаши,
И не сохнут глотки наши,
Коли пьем, не зная счету,
Позабывши всю заботу.
Век без хлеба, век без шубы,
Злобным людям мы не любы,
Но отступит злоба черная,
Нашей правдой помраченная. *
(*одна из самых известных средневековых застольных песен на латыни, текст приведён по сайту: https://ru.wikipedia.org/wiki/In_taberna)
Едва ваганты кончили петь, дверь корчмы открылась, и внутрь проскользнул парень лет двадцати, заросший густой щетиной, с длинными светлыми волосами и густыми бровями. Одет он был просто, но держался так важно, словно был королевским кравчим. Видимо, уверенности ему предавали топорик и большой нож, подвешенные к поясу из грубо выделанной кожи.
– Христос воскресе, панове! – звучно приветствовал он собравшихся в корчме.
– Воистину! Воистину воскресе! – отвечала ему нестройным хором толпа.
– А который тут пан Вальтер, именуемый мэтр Клюгехаммер из Данцига? – спросил он, стараясь высмотреть искомого господина среди собравшихся, но полутьма, непривычная после яркого солнца, и дым давали мало шансов вновь прибывшему что-то разглядеть.
– Я здесь, пан! – откликнулся мужчина в синей шапочке. В голосе его слышался небольшой немецкий акцент.
Молодой мужчина протиснулся к скамье, где сидел инженер, слегка поклонился и произнёс, стараясь перекрыть шум голосов вокруг:
– Я Сбышек, от пана Куявского, он меня за вами прислал.
– А, вот что! Не торопитесь вы, пан, – заметил Вальтер, – в письме от пана Куявского ясно было написано быть к пасхе. Я уже второй день мыкаюсь по хатам и сараям, пью и ем на свои деньги, да и на дорогу того, что прислал ваш хозяин едва хватило.
– Не гневайтесь, пан Клюгехаммер, светлый праздник Воскресенья же! – Сбышек улыбнулся одновременно и робко и нагло, отчего у Вальтера пропало желание на него ругаться, да и нужные польские слова он подобрал бы с трудом, видимо мёд оказался крепким, пошатнув его блестящую память. – Сию минуту поедем, вот только лошадка моя отдохнёт и сразу в путь.
– Тогда и мою прикажи подготовить, пан Сбышек, а я мёд допью, – стараясь казаться как можно небрежнее ответил Вальтер.
Вообще все поляки казались ему, человеку размеренному
