пня и прыгнула, перекувыркнувшись в воздухе, словно акробат Цирка дю Солей. Она легко приземлилась и посмотрела вниз. Песочный цвет мощных волчьих лап не удивил, скорее она почувствовала, что так и должно быть. Вмиг обострившееся обоняние уловило новые звуки и запахи леса: она слышала, как далеко на лугу бегают зайцы, а в нескольких метрах от них переминается голодный лис; как шумит о камни ручей, стремясь найти реку; как сильно благоухает хвоя вокруг.
Энн оглянулась, но женщины и пня больше не было на поляне. И тогда она понеслась вверх, выбираясь из лощины. Лапы пружинили при беге, наполняя тело легкостью. Она чувствовала чуть влажный мох, который так приятно и пряно пах. Энн подняла голову и увидела небесное светило. Луна, казалось, стала центром ее личной Вселенной. Точкой притяжения. Почти круглая и такая волнующая. Кинских замедлила бег, останавливаясь на обрыве скалы.
Она вновь задрала голову, и из глотки вырвался радостный вой. В лесу затихли все звуки, а потом где-то далеко раздался многоголосый ответный вой, наполняя все существо Энн ликованием и чувством единения, словно она и эти волчьи голоса все время искали друг друга и наконец нашли.
Волчий вой – это не все, что она слышала. Рядом с ней был кто-то еще, тот, от кого пахло льдом и кровью. Кто-то опасный, враждебный. Он не нападал, но заставлял ее нервно порыкивать. Она оглядывалась, ожидая увидеть его, но в рассветных сумерках вокруг серели лишь деревья. В поисках неизвестного существа она зашла в траву, намочила лапы и брюхо росой. Энн снова вышла к обрыву, чтобы еще раз увидеть заходящую луну, но небосвод затянуло тучами, и хлынул дождь.
Энн резко села на постели, прижимая руки к потному лицу. За окном лил дождь, а будильник вот-вот должен был оповестить о том, что она может опоздать в университет, если не встанет с первого раза. Кинских вспомнила сон, посмотрела на руки. Обычные тонкие пальцы, на указательном – кольцо с фамильным гербом, как и всегда. Она спустила ноги на пол, и взгляд упал на прикроватную тумбу. Зажмурилась, руки смяли одеяло в волнении.
Энн открыла глаза и вновь взглянула на тумбу: глубокие свежие царапины покрывали дерево в том месте, куда она обычно клала телефон. Кинских провела по бороздам. Их было пять. Точно она во сне протянула руку и содрала деревянное покрытие как лист бумаги.
Накануне из резиденции в Трое Энн поехала домой, а вечером заявилась под дверь квартиры Эдгара. Она долго стучала и звонила в домофон и уже подумала, что стоит вернуться к нему с отмычкой, но тут дверь скрипуче приоткрылась на маленькую щелку, и оттуда показался веснушчатый нос ее напарника.
– Энн! Где ты была? Я звонил тебе раз двести! – прошипел он и буквально затащил ее внутрь квартиры.
Кинских порывисто обняла Эдгара, радуясь, что с ним все хорошо, и отступила на шаг. Затем скрестила руки на груди и сердито выпалила:
– Разбила телефон.
Она разулась и прошла через захламленный коридор в одну из двух комнат, переоборудованную
