зятем, наконец, трудиться до седьмого пота, чтобы одеть, обуть и накормить своих родных, старых и вновь приобретенных. Молодые люди, надо сказать, своих намерений от меня и не скрывали, но это было нечто иное. Причем добивались своего весьма настойчиво, что невольно меня настораживало. «Учти, – вздыхала мама, – они до сути доберутся, и поминай, как звали. А, ты, потом, сиди, агукой, вытирай малому сопли. Кому это надо? Никому. Значит – аборт придется делать. А ты знаешь, к чему это может привести? Вообще детей может не быть». Эти речи повторялись в день по два раза. Можно смело утверждать, что со стороны родителей имело место быть кодирование. Иначе почему, я с таким упорством отказывалась от близости с мужчиной? Кому признаться, что до двадцати лет была девочкой, засмеют. Антон, например, мне просто не поверил. Он как-то намекнул, что, вот, некоторые делают операции, и как новенькие. А я-то носилась, как дура, со своей особенностью. Глупость какая! Ценности нынче поменялись. Где дружба навек? Если бы не Лилька, которой я доверяла на все сто, могла бы выйти замуж. Антон, вроде, собирался на мне жениться. Не может же мужчина так просто предложить делать ремонт на даче. И не простой, а капитальный, с перепланировкой и бильярдной в подвале. С ума сойти, он бы ремонтировал дачу, спал с Лилькой, а потом совершенно спокойно женился бы на мне. Но все равно потом бы все открылось, и мне было бы только больнее.
Хотя, и сейчас больнее некуда. Почему я такая невнимательная дура? Тут же вспомнился бойкий мальчик Вася, с которым я познакомилась на каких-то танцульках. После двух совместных походов в кино, он прошептал мне на ухо: «Ты мне так нравишься», и поцеловал. Потом мы целовались под аккомпанемент этих самых «нравишься» где только можно. Я, конечно, мечтала о признании в любви, просто нравиться уже не хотелось. Да мало ли о чем мечталось. Отрезвление состоялось дождливым октябрьским вечером, когда мы большой компанией уходили из гостеприимного Нютиного дома. где только что отметили ее день рождения. Мы с Лилькой отправились домой, а Вася предложил проводить Тоню. Она жила в другом квартале и не хотела идти поздно вечером одна. Я, конечно, не стала возражать, и бодро потопала бок о бок с Лилькой. По дороге мы успели обсудить наряды, угощения, музыку и нового кавалера Нюты – худощавого «ботаника» Валентина.
– Он такой умница, – восторгалась я. – представь, читает по памяти те же стихи Брюсова, что и я. А тебе они не понравились, я помню. И еще он такие дифирамбы выпевает в Нютину честь, просто захвалил ее совсем. Если бы я Нютку не знала…
– Да, уж, – усмехнулась Лилька, – действительно, уникальный юноша. Болтать с незнакомой симпатичной девчонкой о своей подружке не каждый способен. Таких просто нет.
– Ну, как это нет…
– Да так, – отрезала Лилька. – Ты сегодня на дне рождении кино смотрела?
– Да, – удивилась я. – Все смотрели. «В джазе только девушки».
– А вот и не все, – едко пропела Лилька. – Некоторые смотрели на других девушек,
