привык.Там – только рамки фотографий
Друзей далёких фронтовых.
Друзей далёких…
Вечер долог.
Старик давно от всех далёк.
Лишь иногда в померкшем взоре
Мелькнёт знакомый огонёк.
Огонь…
Огонь!
Сухая глина
Забила рот. Разрывы. Стон.
И привкус крови, тёплый, липкий…
И страшный звон…
Проклятый звон!
Уйти хоть в стылый мрак осенний
Из серой каменной тюрьмы,
Где беспощадно и всецело
Довлеет память над людьми.
«Приговорён к своей России…»
Приговорён к своей России –
Стране погостов и берёз.
Как будто на моих крестинах,
Октябрь торжественно белёс.
А я, как крестник, в этом храме
С самим собой наедине.
А я, как осень, отмираю…
И непонятно, чуждо мне, –
Что есть страна, что есть Россия
С глухой кремлёвскою стеной,
Где крик отчаянный: – Спасите! –
Завис, как мир перед войной…
В пространстве позднем отражаясь,
Подолгу стынет каждый лист.
И, как послы ничьей державы,
Уходят в небо журавли.
Из книги «ЧИСЛО»
«Я с каждым мысленно простился…»
Я с каждым мысленно простился –
Я вспомнил всех до одного.
Колеблем свет. А твердь пустынна,
Как прах от века моего.
Лишь скорбный смысл иных значений
Хранит забытое тепло.
И длинный список посвящений
Не умещается в Число.
«Тихо струится дорога…»
Тихо струится дорога
Мимо темнеющих ив.
Свет, как подобие Бога,
Шлёт откровенья свои.
Свет неназойливый, словно
Льётся неслышно звезда,
Лёгкой укрытая мглою…
Странное слово – всегда.
Словно мерцают над полем
Тайные запахи трав.
Словно теперь уже поздно
Помнить, что было вчера.
Кажется, время бесследно
Кануло где-то в ночи…
Что ж так тревожно за лесом
Птица ночная кричит?..
«Буксир упирается – тянет…»
Буксир упирается – тянет
Две грузных баржи́ по реке…
Волна набежит и растает,
Разгладит следы на песке.
Спокойно, без видимой боли
Затянет текучим песком, –
Как будто по кромке прибоя
Христос уходил босиком…
«Листья срываются медленно…»
Листья срываются медленно
С чутких притихших осин.
Что-то, должно быть, изменится,
И – ничего не спасти.
Повода нет для отчаянья,
Есть только светлая боль.
Всё хорошо, что кончается
В срок,
