на соседнем стуле. – Быть может, я смогу помочь чем-нибудь.
Он был невероятно бледен, словно луна, а взгляд вечно выражал усталость и какую-то непонятную тоску. Белоснежные волосы рассыпались по плечам, спадая с них, точно лавина с гор. Целандайн увидела на его запястьях ленты, заметить которые под большими длинными рукавами сложно, но тут же отвела взгляд в сторону, предположив, что это последствия того самого наказания Баиюла.
– Вряд ли сможешь.
– Ну, тогда, может, хотя бы расскажешь, что гнетёт твоё сердце? Я выслушаю.
– С чего бы вдруг?
Госпожа Небо в самом деле не понимала, почему он спрашивает её об этом, ведь близки они никогда не были.
– Знаешь, я же просто хочу получить шанс на то, что вы примете меня. Шанс показать, что не такой уж я премерзкий и ужасный. Как считаешь, получится?
Она посмотрела на Малуума и поняла, что говорил тот абсолютно серьёзно.
– Для господина Азариаса я навсегда – пустое место. Но, быть может, ты изменишь своё мнение и разглядишь меня получше?
Она подумала: Минцзэ доверяет ему, вероятно, не просто так. Очевидно, есть в нём что-то, что ей удалось почувствовать куда лучше, чем всем вокруг. Малуум, несомненно, не был таким уж простым, каким хотел казаться, и сегодня Госпоже Небо наконец выпал шанс испытать его.
Целандайн вгляделась в лицо бессмертного. Глаза, словно два кровавых озера, отражали её, и отчего-то это пробирало до мурашек. Именно им верить не хотелось – глазам. Они не пропускали глубже, закрыв за своим отталкивающим мрачным видом его истинную натуру.
– Ладно, – ответила Госпожа Небо. – Я попробую разглядеть тебя получше. Но ты взамен ответишь на один вопрос, который мучает всех уже долгое время.
Малуум задумался:
– Что же тебя интересует?
Она приблизилась, убрав его белоснежные волосы с уха, и прошептала то, о чём больше всего на свете Малуум не хотел говорить. Он почувствовал, как в горле пересохло.
– Зачем тебе это знать?
Целандайн заметила, как помрачнело его лицо.
– Просто интересно, – она пожала плечами. – Не более того.
Вопрос был таким: как именно Всеотец наказал его?
Об этом знали лишь сам Баиюл и Малуум. Целандайн не была уверена, в курсе ли Минцзэ, но что-то ей подсказывало, что даже она пребывала в неведении.
И, исходя из красноречивой реакции на этот вопрос Малуума, не трудно догадаться – это очень щепетильная тема.
– Всеотец запретил тебе говорить об этом?
– Вовсе нет.
– Тогда по какой причине ты держишь это в тайне?
– Это ведь мой позор. Я несу это бремя, словно камень на душе. И нет мне покоя.
– Ну так поделись со мной этим, и тебе, вероятно, станет лучше.
Она повторяла слова, сказанные им самим, будто издеваясь. Малуум сразу ощутил, как сменился её тон, и не заметил сразу, как их непринуждённая беседа превратилась в попытку манипулировать
