в иванушки-дурачки, на Игнатии поставили жирный крест. На него махнули рукой, отвернулись и предоставили самому себе. И он был даже рад этому: его больше не дергали и не призывали заняться делом – тем делом, к которому с детства не лежала душа. Он жил один в квартире покойной бабушки и занимался исключительно тем, что ему было интересно. Не важно, что это занятие не приносило огромных денег. Игнатию они были не нужны. На жизнь ему всегда хватало, он был неприхотлив, почти до аскетизма. Он имел одну куртку, один плащ, две пары обуви: зимнюю и летнюю. Ему было все равно, как он выглядит, главное, чтобы в одежде было тепло и удобно. Это был его принцип, который так и не смогли понять братья и отец. Игнатий был посмешищем в семье, а ему было все равно. Пусть смеются: у них своя жизнь, у него – своя, главное, что его оставили в покое.
Игнатий все еще стоял у окна, вникая в смысл пережитого во сне. Ему казалось, что произошедшее очень важно для его будущей жизни. Этот сон словно таил некую разгадку, ключ к нему самому. Он давно хотел понять, почему стал чужим для этого мира. Вот и семья – казалось бы, самые родные и любимые люди – категорически не приемлет его инаковости. Словно он слеплен из другого теста или инопланетный житель. Этот его пожизненный поиск иных сфер, эта жажда свободы от земных оков и его постоянное ощущение родины, которая находится не здесь, а где-то там… Но что же значит сегодняшний сон?.. Игнатий сварил кофе, включил ноутбук и зашел в поисковик.
Глава 16
Андрей держал Олесю в объятиях и неистово, словно в исступлении, целовал ей глаза, волосы, губы. Он сжимал ее все сильнее и сильнее, ласки его становились все более страстными. От этого ее собственное желание становилось нестерпимым, оно жгло каждую клеточку, каждую молекулу тела, становилось невыносимым. Олеся понимала, как сильно хочет отдаться ему. Еще чуть-чуть, вот он берет ее на руки…
– Олеся, проснись! Олеся, ты меня слышишь? Ты идешь на службу? – Мама стояла над дочерью и трясла ее за плечо. Девушка медленно открыла глаза, еще не понимая, где сон, а где явь, и посмотрела на мать мутными, словно в истоме, глазами.
– Да, мамочка, сейчас встану, – пробормотала Олеся, словно сомнамбула.
– Олесенька, мне кажется, ты очень много работаешь. Деньги деньгами, но так нельзя переутомляться, тем более с твоим здоровьем. Я тебя еле добудилась.
– Мам, я плохо спала ночь, – пробубнила Олеся и поплелась в ванную.
Она долго стояла под контрастным душем, чтобы прогнать остатки страстного сна, и пыталась понять, что происходит.
Вот уже вторую ночь ей снился начальник Андрей Анатольевич, да не просто снился, а самым неприличным образом, о чем Олесе и вспомнить было стыдно. Но наваждение терзало ее не только ночью.
В пятницу вечером по заданию своего босса она готовила отчет. Тогда ей в голову и полезли всякие непристойности. Больше всего ей захотелось отдаться начальнику прямо в его кабинете. Мысль была настолько навязчивой, что Олеся никак не могла с
