Татарии, июнь 1968 года
Кем он вырастет?
Едва увидев меня, Сережа опустил голову, сгорбился. Он знал, что ни о чем хорошем с ним говорить уже не будут. Взрослых очень интересует, как он додумался до взлома трамвайных касс, почему в 11 лет его называют вором. Ведь на счету мальчика уже две серьезные кражи.
Голову он так и не поднял до конца нашего разговора. Он не мог смотреть мне в глаза. Что ж, это хороший признак – значит, ему стыдно за свои проступки. «Больше не буду», – это первое, что он мне сказал. Он еще не приобрел наглой уверенности в себе, не озлобился, хотя все в школе № 114 иначе, как о «трудном», о нем не говорят.
Это было бы удивительно, если бы мальчик был «легким». У меня рука не подымается, чтобы описать условия, в которых он живет. Дом, в котором постоянный мат. Отец, который редко бывает трезвым. Мать, которая никогда не приласкает. Квартира, голая и унылая, куда не хочется идти. Оскорбления и побои. Дети (у Сережи есть брат, третьеклассник) растут, как сорняки – неприбранные, неухоженные.
Рубашка на нем была грязная, из-под белых когда-то рукавов выглядывали цветные рукава другой, тоже очень несвежей. Черный вельветовый костюмчик – вместо школьной формы. Кеды – вместо ботинок.
И матери, и сыну я задавала вопросы: «Бываете ли где вместе? Ходили семьей в кино, цирк, театр?» Мать ничего подобного вспомнить не могла, сын припомнил, как в прошлом году по инициативе младшего брата все пошли в зоопарк (когда он рассказывал про это, глазенки его горели, он даже выпрямился).
Единственное занятие, которое признает Сережа, – это футбол. Гоняет мяч все свободное время.
Удивительно было бы, если бы у мальчика были какие-то другие потребности. Ни мать, ни отец никогда не интересовались, чем дети занимаются после школы. Они делали и делают для них минимальное – произвели на свет, дали крышу над головой, кормят. Написала вот «крышу над головой» и вспомнила, как мать говорила мне: «Первый вопрос, который слышу я с порога, – какой отец?» Если пьяный, они в дом не заходят до ночи. Когда мать во вторую смену, хода домой им нет. Хотя отец может не спать и ночами – и тут держитесь и жена, и дети.
Сначала я жалела эту женщину. Есть горемычные, которые многое терпят от мужей – во имя детей. Но что дает детям этот, не приносящий в дом ни копейки, от которого одни побои и оскорбления? Однажды он так стукнул Володю, что тот отлетел к стенке, ударился, забился в истерике до посинения. «Я думала: все, умрет», – сказала женщина просто, без эмоций.
Нет, жалеть таких не стоит. Ведь мальчик был бы убит не только его, но и ее руками. Это она позволяет мужу измываться над детьми, держит его в квартире, которую дали ей на заводе, кормит его на зарплату, которую зарабатывает у пресса.
В школе настаивают, чтобы мать отдала мальчиков в интернат, для старшего с трудом нашли место, но мать отказалась – нет денег на оплату.
Судите сами эту женщину. Мой разговор о другом.
Мы знаем много примеров, когда общественность сломя голову бросается
