мелькают перед глазами, как черно-белые кадры синема, только без бойкого аккомпанемента тапера. Утро – шабаш наблюдает за мной; уроки в тягостном молчании – кто‑то написал записку, а я не стала читать; пустой класс и клены в окнах – маленькая пария с ее ненужным «спасибо».
Спасибо, Блаженная Иоанна, что даешь нам кров.
Я почти уплыла, почти стала невесомой, но из этого состояния меня вырвал звук поворачивающейся ручки. Я подскочила в кровати, убрала с лица волосы.
Кто‑то пытается открыть дверь, но тщетно – стул надежно удерживает ее.
– Кто там? – негромко, но грозно говорю я. – Убирайтесь!
– Это я, Юлия.
– Убирайся, Юлия. Спасибо, что назвалась, и я могу послать тебя к черту вежливо!
Она глухо посмеивается, и я невольно представляю, как ее длинный нос отбрасывает тень на мою дверь.
– Чего ты так боишься? Мы ведь не звери какие, мы подруги. Все еще подруги. Просто нам нужно собраться и поговорить, как прежде. Миндальное печенье и страшные истории, помнишь, Магда? Помнишь наши танцы в лесу и костер? Мы столько лет были как сестры.
– Но не… – Голос предательски прерывается. – Но не для нее. Мы не были сестрами для Каси.
Юлия молчит, постукивая ногтями по дереву. Я хочу, чтобы она заговорила. Пусть мне будет больно и тошно, но пусть скажет сама.
– Не были. Но мы не виноваты в том, что случилось. Это…
– Нет. – Я вскакиваю и приближаюсь к двери, насколько это возможно, чтобы не потревожить стул. – Виноваты, виноваты! За каждый день, за каждое слово мы будем расплачиваться до конца жизни!
Дверь снова дергается.
– За каждую ее слезу!
Меня начинает трясти, будто дверная ручка спрятана у меня между ребер.
– Ритуал ни при чем! Мы убили Касю!
Зажимаю рот ладонями, но поздно. Слова уже вырвались.
– Тшш, не кричи, сумасшедшая!
Юлия больше не ломится ко мне в комнату. Надеюсь, теперь она поплетется к себе. Так и выходит, только напоследок она шипит что‑то злобное о том, что раз я такая дура, то и разбираться с проблемами мне самой.
Стою еще минуту, пытаясь успокоиться, но это непросто. Каждый день я начинаю с попытки забыть о том, как мы загубили живого человека, как толкали ее все глубже и глубже, как улыбались и переглядывались за ее спиной. И каждый день я завершаю тем же.
Наконец я замечаю, что все это время простояла босиком на полу, и поспешно забираюсь обратно в кровать. Та уже успела пропитаться по`том и теперь мерзко-сырая. Кажется, ко мне снова пришла одна из ночей, когда я не смогу покинуть тюрьму собственных мыслей.
Почему мы так яростно отвергли Касю? За что? За то, что она наябедничала? Да любая из нас проболталась бы, попав в лапы пани Ковальской. И я, и Юлька, и Мария, и Клара. Данута покочевряжилась бы подольше, но и ей бы язык развязали. А дружба со старшими?
