обратился к Михайловскому: – Ну, а ты, Женя… Может, ты скажешь?
Тот, как бы очнувшись, оторвал голову от тетрадки, встал:
– Простите, Вы мне? спросил он, уставившись круглыми изумленными глазами на Матвея Изотовича.
Андронников нервно тряхнул головой.
– М-да. Вам… Я хотел Я хотел побеспокоить вас одним деликатным вопросом. Вы случайно не обратили внимания, когда и куда исчез десятый «А»?
– А разве он исчез?..
Hy, a вы как полагаете? Михайловский изумленно огляделся.
– И правда! Никого! Только Соболева и Данчук!
– И это все, что вы успели увидеть за целый час!
Женя, искренне сознавая свою вину, весь сжался, зябко вздернул худые угловатые плечи. Выступили лопатки. Сейчас он был удивительно похож на старую нахохлившуюся птицу. Соболева не сдержалась, коротко хохотнула. И тут же, испуганно уставившись в лицо директора, зажала рот ладонью.
Матвей Изотович ответил ей пристальным отрезвляющим взглядом. Он подошел к раскрытому окну. Клумба с увядающими цветами была изуродована глубоко вмятыми следами ног. Лицо Матвея Изотовича еще больше помрачнело.
– И это лучший класс школы! Выпускники! Люди, которые завтра выходят в самостоятельную жизнь! Несколько минут не могут обойтись без няньки! Сначала на всю школу подняли гвалт, потом еще лучше – сбежали! Через окно. Потеряв всякое представление о чести своей и школы! Да, теперь я вижу, что мы вас явно перехвалили, и вы совсем забылись. В прошлый выходной почти никто из десятого «А» не явился на воскресник, до сих пор не включились в подготовку к годовщине Октября… Сегодня же превзошли самих себя. Стыд и позор! – Матвей Изотович был уверен, что его слова наконец-то повергли старосту и комсорга в глубокое уныние и раскаянье. Он перевел на них, все еще стоящих рядом, строгий укоризненный взгляд и… увидел веселые беззаботные лица, полные легкомысленного задора глаза, которые как бы говорили: вот здорово получилось! А может, запятые своими мыслями, Галя и Саша даже не слышали его?
И тогда директор сказал:
– Вопрос о поведении вашего класса будет рассматриваться на школьном комитете комсомола.
2.
На следующий день после уроков комсорга десятого «А» вызвали на внеочередное заседание школьного комитета ВЛКСМ. У Соболевой было время прочувствовать свою вину и класса. И сейчас она, полная сознания ответственности за случившееся, обо всем рассказала, грустно и виновато. Не утаила даже того, с каким постыдным легкомыслием они с Данчуком отнеслись к упрекам директора. Пусть уж комитет комсомола карает ее сразу за все!
После Гали слово взял секретарь комитета Дима Пименов:
– Когда мне Матвей Изотович обо всем рассказал, я даже не поверил. Ну, не всему поверил. Чтобы десятый «А», кумир школы, выкинул такое.... Ведь бывает у учителей – любят иногда преувеличить. И я сказал Матвею Изотовичу – соберемся, выясним обстоятельства, подумаем, как быть… Но когда мы сами обо всем услышали, так сказать, из первоисточника, я понял, Матвей Изотович все как-то еще смягчил. И только
