7.
Остров
На завтраке Глеб учтив, вежлив, гладко выбрит, пахнет хвоей. В синем костюме, голубой рубашке и полосатом галстуке – финансист с картинки. У него короткая стрижка, не знаю, как называется, когда всё под машинку, а сверху чёлка. Ему идёт, потому что красивый череп и уши.
Я ем фруктовый салат из клубники и персиков, рядом стоит рисовая каша и сметана. Вкусно. Растягиваю момент и молчу, улыбаясь и жуя. Если опять спросит про Березовского, скажу ему, что он маньяк. Ничего не останется, как нагрубить, если по-хорошему не угомонится. Но пока молчит. Но это не значит, что он поверил, он наоборот понял, что там что-то есть. Дурак не поймёт.
– Фёдор хочет филиал открывать, – отпивает глоток кофе Глеб.
– В Хабаровске?
– Вроде, да.
– Я пас. Мне в Москве хорошо.
– Добровольно-принудительно, боюсь.
– То есть боишься. Посмотрим. Думаешь, поэтому нас сюда пригнал?
– Ага. Кофе отличный. Пустячок, а приятно.
Идём в офис к Павлу Павловичу, нашему контрагенту. Погода шепчет. Тепло и ясно. Новость о филиале меня не очень всколыхнула, речь скорее идёт о Глебе. Я смотрю, как солнце отражается в воде Амура, и золотые блики заполняют всё вокруг.
Потом я прилетела опять в Грецию. На неделю. Егор повёз меня на пароме на остров Эвбея. Мы постоянно переписывались и созванивались, пока я была в Москве. Он плотно сидел в Салониках по бизнесу. Я писала ему, чем занималась, как искала работу, что читала, что смотрела, что купила. О себе он не очень много рассказывал – говорил, что ещё месяц, и вернётся.
Моя жизнь изменилась, глаза горели, как две звезды, на лице играла улыбка, есть не хотелось. Хотелось мечтать, вспоминать его прикосновения, поцелуи, сильные красивые руки, его голос, шуточки и разные истории, которые он выдумывал на ходу.
На острове работал СПА с тёплым открытым бассейном, это бил родоновый термальный источник, которому по легенде исполнилось две тысячи лет. Cтояла ещё прохладная погода, а мы купались под открытым небом в тёплой воде. Я попала к принцу в сказку, и принц делал всё, чтобы я совсем потеряла голову. Мир казался прекрасным, люди добрыми, я счастливой.
На четвёртый день позвонила соседка. Та самая, дочь Альбины, и сказала, что бабушка попала под машину, у неё сотрясение мозга и сломаны ноги и рёбра, а деда она отвезла с инфарктом в больницу, но в другую. Он тоже в реанимации. У деда пошаливало сердце и до этого. Курил папиросы до самого конца, причём, самые сильные, которые продавали в жестяных коробках.
Я даже не сразу разрыдалась.
– Что случилось, Кити? – встрепенулся Егор.
– Горе.
– Что? Какое горе?
Я сказала. Как только я это произнесла, меня заколотила истерика, полились слёзы, и всё рухнуло. Поблекли краски, упало небо, оборвалась та самая родовая связь, которая держала меня на плаву. Я почувствовала себя одинокой сиротой. Мне ничего было не нужно, только бы застать деда
