к ящику, схватила в зубы конец длиннейшей жевательной резинки и стала делать ножкой пируэты, не выпуская нити из зубов и постепенно исчезая в белом вихре. Еще через пару минут Элла Кокон снова лежала на полу.
– Что, партеногенез? – спросил я.
– Нет, профессия. Получаются хорошие прокладки.
Мы поднялись и вышли, причем Ян не забыл прихватить старую оболочку хозяйки дома.
– Что еще вас интересует?
– Где буду здесь я?
– В отделе монументальной пропаганды вообще-то искали человека, но с вами не все ясно, не ясно, в частности, с нами ли вы. Но можете посмотреть.
Ян подвел меня к изображению человеческой фигуры на постаменте. У фигуры еще не было лица, однако была под ногами цитата, как будто из Достоевского: «Покаянному Заблужденцу». Я смотрел.
– Что, подпись не нравится? Голография – все можно мгновенно изменить.
Он махнул коконом Анемы. Надпись сама собой стерлась, и вместо нее возникла другая: «Заблужденному Покаянцу».
– Так лучше?.. Впрочем, я не несу никакой ответственности за ваше поведение, – сказал Ян Янович.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ПРОРВАЛО
– Да, я не несу ни малейшей ответственности за ваши сновидения, – сказал Ян Яныч уже наяву. – Отдохнули? Все поняли? Ну, что ж. Может быть, вы теперь объясните, почему вы поливаете нас грязью?
«Ох, надоел», – подумал я и ответил иронически:
– Извините, прорвало.
Тут Ян Яныч прямо весь расцвел.
– Прорвало, говорите? Понимаю. Прорвало. А не желаете ли, я вам анекдот расскажу? Про «прорвало»? Хотите? Ну, я расскажу. Это было году в двадцать четвертом, что ли, – зимою. Только что Его туда положили – рядом со стеною – и как раз мороз, трубы лопнули, кремлевская канализация отказала. Как вы говорите, – «прорвало». Его и залило. Так высшее духовенство веселилось, дескать: «По мощам и миро». Ну, каков анекдотец?
Анекдот был забавен, не нов, и слышать его от Яна Яновича было совсем невесело. Мы знали, что «там» развлекаются тем же, что и «здесь», даже сочиняют кой-чего специально как бы для «нас», однако чтобы так прямо рассказывать нам в лицо – это была новейшая ступень откровения. А Ян, не таясь, лепил мораль к басне.
– Вот видите. Мы теперь другие. Вы зря нас инфернализируете. Вообще, давайте и говорить теперь по-другому. Открыто. Я уничтожаю этот материал прямо на ваших глазах.
Словно десерт анахорета, на столе в третий раз появились бумаги с народным гневом, которые Ян Янович аккуратно порвал и честно бросил в проволочную корзину под столом.
– Забудем прошлое. Будем смотреть в будущее. И запомните: в четвертый раз вам повторяю – вы нас инфернализировать перестаньте! Я не Кронос и не Сатурн, пожирающий своих детей. Того менее.
– Кто же вы? – не успел сказать я.
– Я – цензор второго ранга Ян Осинов, Ян Янович, такой же человек, как и вы. И вы прекратите
