другим новостям. Сегодня в двенадцать часов дня произойдёт съезд партии, на котором будут обсуждаться вопросы критического падения цены на нефть, приведшего к отрицательному росту рубля и… – продолжал тем временем говорить из динамиков Войкович.
Я бросил взгляд на механические часы с крупным белым циферблатом и опоясывавшей его вереницей цифр – ничего лишнего, простота и практичность, в отличие от нынче безумно модных электронных часов. О которых, стоит признаться, я очень и очень сильно мечтал, но не стал говорить родителям. Зато в этих часах был неубиваемый, судя по всему, автоподзавод. Некогда они принадлежали отцу и были подарены мне на четырнадцатилетие. Прошло уже целых одиннадцать минут, а диктор, кажется, и не думал завершать доклад новостей. Поскорее бы уже начался урок, который отвлечёт всех от мыслей о прошедших протестах и их подавлении полицией…
– Эй, сыночки полицейских, – донёсся до меня ехидный голос из-за спины. – Отдубасили бы нас дубинками за любое неверное слово, а? А что, это же правильно, так и надо.
– Уроды… – вторил кто-то шёпотом.
– Сегодня после уроков, – безапелляционно заявил тот же шёпот. – Дубинки там, шлемчики свои не забудьте.
– Ребят, мы же не участвовали в этом. И папа тоже. Не его это… – попытался оправдаться Дима, повернувшись к зачинщикам угрозы. Я же сидел тихо, весь сжавшись.
– Ага. Никто не участвовал. Моему брату это скажи – у него перелом ноги сразу зарастёт, а завтра из «Челси» позвонят, позовут играть в Премьер-лиге.
– Но…
– Ещё раз повторяю! Тишина в классе. Успокаиваемся и достаём учебники и письменные принадлежности. Параграф пятый, страница пятидесятая или пятьдесят третья – пролистните немного, найдёте, – вскочив на ноги и сворачивая интерактивную доску, оттарабанила учительница. Я даже не успел заметить, как закончились утренние новости.
Учебный день проходил спокойно. Я уже начинал надеяться, что про утренние обещания побить нас никто и не вспомнит. Конечно, Митька и Женька – те самые ребята с последней парты, что угрожали нам, – старались на переменах держаться от меня и от Димы отстранённо, кидая лишь издалека хмурые взгляды, полные холода и ненависти. В коридорах, как и всегда, со мной дружелюбно и открыто общались Саша, Герман и даже девчонки: Маша с Катей. С ними же я обедал за одним столом – никто не был против и не говорил ни слова о том, что я сын полицейского. Даже несмотря на то, что обсуждения прошедших протестов не затихали. Что забавно – в какой-то момент я думал о том, что если бы власти приняли решение не подавлять столь жёстко митингующих, то о демонстрациях забыли бы прямо на следующий же день, в понедельник. Если бы не прямо в то же воскресенье ночью. Уж точно не появилось бы такое количество жалеющих и даже сочувствующих тем, кто вышел на незаконные митинги. Всё же колеблющихся, как и всегда, довольно большое количество, а такой повод, кажется, оказался
