положила их в пакет и всучила Лёне. Я же стремилась сбежать поскорее. Было так стыдно натягивать под их взглядами убитые сапоги, что я поняла, не выдержу двойного позора, если придется надеть и потертое пальто. Скомкала его в руках, поблагодарила за обед и выскочила за дверь. Лёня вышел следом, проводил до станции и посадил меня на электричку. Пакет с пирожками и тортом отдать забыл, и мы оба вспомнили о нем, когда поезд уже закрыл двери.
Несмотря на провальное, с моей точки зрения, знакомство с родителями, выяснилось, что я им понравилась. И они мне понравились. Назавтра в университете Лёня все-таки передал забытый накануне сверток. Он сказал, что не хотел его тащить и даже слегка поругался с матерью, но Анна Ефимовна настояла, чтобы он привез мне ее гостинец. Я с утра была голодной и с наслаждением съела один из пирожков. А потом и второй. Шоколадный шедевр оставила напоследок, чтобы им насладиться попозже. Я с таким удовольствием смаковала угощения, что Лёня, глядя на мой аппетит, присоединился и моментально проглотил оставшиеся пирожки. Заодно умял и кусок торта, загрузив его в рот почти целиком.
Облизывая пальцы, измазанные шоколадом, Лёня рассказывал, что мама была восхищена моей скромностью. Позже она сама мне сказала, что всегда мечтала, чтобы сынок женился на профессорской дочке, да такой еще милой и послушной. А мой отец и был профессором математики. Хохоча, Лёня добавил, что и Игорь меня хвалил.
– Представляешь, он назвал тебя неограненным алмазом, который превратится в бесценный бриллиант, – процитировал слова брата и засмеялся.
Услышав этот комплимент, я увидела перед собой внимательные глаза Игоря, и снова меня пронзила боль разочарования, что я невеста не старшего, а младшего Склянкина.
Потом мы с Лёней отправились ко мне, в провинцию. В нашей запущенной квартире было грязно, по-моему, после моего отъезда папа ни разу не делал уборку, а сам папа… мой папа! Папа стал такой старый, мятый, потрепанный… Был растерян и на всё согласен.
Еще три года назад он в благоухающих свежестью хрустящих рубашках читал лекции, в него были влюблены все студентки, а он боготворил только маму. В нашем доме был достаток и радость, я была беззаботна и счастлива, а теперь… Была расстроена и цеплялась за Склянкина, который не просил моей руки, а скорее, снисходительно информировал моего отца, что берет меня в жёны. И от этого сообщения вдруг стало нестерпимо стыдно. Словно я делала что-то неправильное и нехорошее.
Позже, через несколько лет, я спрашивала папу, неужели он не видел, что мы с Лёней не подходили друг другу? Он ответил, что Лёня ему не понравился и справедливо заметил, что мой будущий муж был слишком инфантильным, безответственным и ненадежным. Но тогда папа не посмел этого сказать, чтобы не обидеть и не разрушить отношения со мной. Он потерял жену и боялся потерять дочь. Кроме меня, у него никого не осталось. Поэтому он заранее поддерживал любое мое решение. А я была так смятена и подавлена, что приняла его молчание за одобрение
