ее не замечала, словно сознание отказывалось признавать ее существование. Баба-яга оказалась еще страшнее, чем ее рисовали сказки. Сухая, сморщенная, она походила на скелет, обтянутый серой пигментированной кожей. Редкие волосы седыми клоками торчали во все стороны, костлявые пальцы, неожиданно длинные и ловкие, постоянно что-то вертели и вязали. Присмотревшись, я поняла, что она скручивает и переплетает соломенную фигурку человека. Вот девушка с длинной косой, вот животное, похожее и на волка, и на собаку, еще пара быстрых движений – и в руках у нее крепкий соломенный мужичок, снова движение – птица с огромным размахом крыльев…
Меня так загипнотизировали ее размеренные быстрые движения, что я вздрогнула всем телом, когда она швырнула игрушку в огонь и сноп искр взметнулся до потолка.
Она медленно развернулась ко мне всем корпусом, словно приглашая рассмотреть ее повнимательнее. И следующее, что я заметила в зеленоватых отблесках варева, едва не заставило меня с воплями бежать обратно в лес.
У нее не было глаз. Глубоко запавшие глазницы уже давно заросли тонкой кожицей, чуть светлее, чем остальное лицо. А в оттянутых мочках покачивались тяжелые круглые серьги с белыми камнями в центре… нет, с глазными яблоками, неустанно вращающимися, обшаривающими избу жадными пустыми зрачками.
– Добрый молодец, – проскрежетала старуха, медленно, вперевалку подходя ко мне. Глаза в ее серьгах остановились и воззрились на меня. – Живой, живо-ой. Давно живого духа ко мне не забредало, ох как давно.
Я смущенно кашлянула и прислонила посох к стене.
– Простите, бабушка, я девушка вообще-то.
– Дев… девица? – Старуха по-птичьи склонила голову к плечу. Сухие, похожие на паучьи лапки, пальцы вцепились в подбородок, повертели мою голову из стороны в сторону.
– Ай!
Я не удержалась от короткого взвизга, когда пальцы, разом став жесткими, выдернули у меня прядь волос. Старуха, что-то ворча под нос, поковыляла к огню и при его свете начала разглядывать прядку. Руки ее словно жили отдельной жизнью – они уже начали свивать из волос подобие соломенной куколки. Когда она обрела определенно женские очертания, Яга спрятала ее за пазуху и снова обернулась ко мне.
– Де́вица-деви́ца, слепая соколица, – глумливо захихикала она, не разжимая изрытых оспинами губ. – Да в одежде добра молодца. Марью Маревну небось ищешь, службу предложить хочешь? Так зря ты, живая, пришла, не учит она никого, давно не учит!
И ее мерзкое хихиканье перешло в кашель.
– Ищу, бабушка, – спокойно подтвердила я, словно чувствуя, что пока я правду говорю и не боюсь ее, Яга мне ничего сделать не может. – Ищу Марью, но не Маревну, а сестру родную. Исчезла она из дома, а я следом пустилась и здесь оказалась.
Ведьма продолжила сидеть у огня, только глаза в серьгах повернулись в мою сторону.
– Сестра, говоришь? Сестры вечно пропадают, а добрым молодцам их выручать, невест искать,
