и женихом, разделила с сестрой и лишила свободы. Такая мать ей не нужна. Разве эта мать защитит ее от Эрона, который собирается воспользоваться ее телом?
– Госпожа.
Эви вздрогнула. Она обернулась и увидела бледную дрожащую Линэль.
– Он сказал, что, если вы не придете, он придет сюда сам.
– Ты сообщила, что я плохо себя чувствую?
– Да, но он не поверил. Пожалуйста, умоляю, не просите меня больше врать его высочеству.
– Прости. – Эви поняла, какую оплошность совершила, поставив под удар жизнь девушки из-за своих страхов. – Я не должна была…
Волоски у нее на шее встали дыбом еще до того, как глаза рабыни расширились от испуга.
– Да, ты не должна была, – раздалось за спиной, и этот голос, непроницаемый и ровный, напугал хуже грозного крика.
Линэль выбежала за дверь, оставив ее наедине с мучителем, и Эви не могла ее винить. Она медленно обернулась. Он стоял в дверях на террасу, прислонившись плечом к раме, но она знала, его расслабленная поза – это обман. Его взгляд действовал на нее гипнотически, лишая воли. Она совсем забыла, что их покои соединены не только смежной комнатой, но и общей террасой, поэтому не была готова к появлению врага в тылу.
– Почему же ты не в постели, маэле? – спросил он насмешливо. – Разве у тебя не болит голова?
– Я… я солгала.
Эрон шагнул в комнату, и Эви невольно отступила, но тут же заставила себя остановиться и выпрямить спину. Она не будет со страхом вжиматься в угол или убегать, не позволит себя запугать.
– Что тебе от меня нужно?
– Для начала мне нужно, чтобы мои просьбы выполнялись с первого раза.
– А мне нужно, чтобы ты оставил меня в покое. – Нервы все-таки сдали, поэтому голос начал опасно повышаться. – Убирайся! Если ты сейчас же не уйдешь, то я… я…
– Закричишь? – подсказал Эрон, подходя почти вплотную. – Обзовешь меня козлом? Позовешь на помощь?
Она замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но он поймал ее руку и медленно опустил вниз, крепко сжимая запястье. Затем так же легко поймал вторую и завел обе ей за спину. Их тела столкнулись. Захваченная в его жесткие объятия, Эви выгнулась луком так, что лопатки едва не соприкоснулись, и вздернула подбородок, тяжело дыша.
– Знаешь, что делают с непослушными рабынями?
– Не знаю, – ответила она презрительно.
– «Не знаю, маэль». Думаешь, я не вижу, как ты игнорируешь это слово?
Эви закрыла глаза и стиснула зубы. Ненависть закипала в ней, рвущаяся наружу едва сдерживаемым криком. Ненависть со стыдом унижения, от которого жгло лицо.
– Я не знаю, – процедила она, – аквирский ты ублюдок.
Она пожалела о своих словах сразу же, но было поздно.
Тишина стала такой, словно время замерло, и мир вокруг них исчез. Остался только холодный застывший
