тряпья.
– Зато и придумывать ничего не надо, – оптимистично заявил таракан, снуя поверх груды, – если встретишь кого из слуг – скажи, что ты новая прачка, принесла постиранное белье господина.
Нет, этого оптимиста даже ядерный взрыв не исправит. Подозреваю, что и после него таракашка будут сиять энтузиазмом, а заодно и бета-излучением. То, что не погибнет, – это однозначно. Еще на химии элементарных частиц запомнилось: после взрыва водородной бомбы от излучения погибают млекопитающие, птицы, рептилии, амфибии, но только не тараканы.
Вот и груда (тяжелая, зараза) тряпья, свалившаяся с неба, Фиру нипочем.
Рука машинально нащупала конец «веревки». Я выудила его из-под завала и озадаченно поднесла к носу. Край портьеры оказался слишком большим, и в прочный союз с простыней вступить не пожелал, разомкнув связь с оной сразу же после моего приземления. В мозгу запоздало пронеслось: «Хорошо, что не раньше».
– Не рефлексируем, время на исходе. – Фир был неумолим.
Я встала, кряхтя как радикулитная бабка, простоявшая у замочной скважины из любопытства и бдительности не менее получаса, и, подхватив веревку, ринулась за членистоногой дуэньей. Усатый шустро перебирал лапками по булыжникам, задавая направление. Не знаю, как уж он так быстро ориентировался на новом месте (может, тараканье чутье какое), но неприметную низкую и основательную дверь мы нашли быстро.
– Давай сюда, я чую кухонный дух, – прокомментировал шестилапый проводник, и сам, не дожидаясь меня, юркнул за дверь.
Я решила не отставать и поспешила за личным Сусаниным следом.
Темный коридор, звяканье кастрюль и негромкие переговаривающиеся голоса – все это я старалась миновать как можно быстрее, волоча в охапке перед собой груду тряпья. Подозреваю, что и за мной связанная одежда тянулась хвостом. За ближайшим же углом свалила свою ношу и перевела дух.
Таракан, взявший на себя роль нити Ариадны, быстро семенил вперед, бормоча под нос «не то, не то, не то».
Про способ определения нужной нам комнаты я сейчас спрашивать не рискнула, чтобы не отвлекать членистоногого проводника, но зарубку в памяти сделала.
Тараканий писк: «Вот она!» был подобен «Эврика!» Архимеда.
Я про себя взмолилась небесам, чтобы хотя бы эта дверь не была заперта.
Когда створка, которую толкнула, скрипя, приоткрылась, я была просто счастлива. Наверное, во сто крат больше, чем на первом экзамене. Тогда я вытащила билет и уставилась на него, как баран на бронзовые софийские ворота (в том плане, что рога пообломаю, а пробиться сквозь каверзные вопросы даже к трояку не пробьюсь), но начала что-то невразумительно отвечать, и каша в моей голове чудесным образом превратилась в лапшу на ушах преподавателя по биохимии. Он даже четверку в зачетку поставил. Я поверить не могла в этот фокус фортуны.
Таракашка тоже запищал от экстаза, правда, по другому поводу:
– Успели, портал все еще открыт, сейчас. – Фир засуетился, описывая круги вокруг рамы. –
