который стоял между избой и баней, был полон воды. Крышка колодца валялась рядом, но годилась только на растопку печки. Недалеко от колодца валялось и ведро. К его обмятости прибавились дырки от ржавчины.
«Котелком воды не натаскаешь, надо пройтись по соседям, может, что подходящее сыщется». Сыскалось. У Сергеевых валялось ведро, и дыр там было не так много, и не такие они большие – если бежать, то не вся вода выльется.
«Пройтись, что ли, как бывало, вдоль улицы, авось, кто-то и живёт в этом царстве безмолвия, – задумался человек. И скоро он уже шагал по некогда шумной улице, глядя по сторонам, надеясь встретить призрачное чудо. Но чудо не спешило удивлять. – Вот изба Шеметовых. Крепка ещё с виду, а что внутри? – Внутри – колченогий стол, пыльный матрац, без одной ножки стул. И везенье – на кухне алюминиевый ковш, чугунок и совсем целое ведро. – Робинзону меньше везло, чем мне. Такое богатство!»
Деревня оказалась обитаемой. Недалеко от противоположного края жил старый дед, в котором нескоро человек признал Матвея Вокина, старого ещё в то далёкое время. Сейчас он был стар ещё больше, но всё помнил. Прищурясь, сведя нос с подбородком, чему совсем не мешал беззубый рот, он долго рассматривал человека, а потом и сказал с убеждённостью:
– Не сразу, паря, я тебя признал. Ты же ведь Игнатия Прокопенки сын – Серёжка, стало быть?[1]
– Да, дедушка, он и есть! – согласно закивал человек.
– Ходили слухи, ты в тюрьме сидел?
– Было и это, – признался человек.
– Мальчонкой-то был ты совсем неплохим, пошто так-то сталось?
– Сталось, дедушка, сталось. Наверное, и через это надо было пройти.
– Сибирь-то, край наш, полна такими. Да уж лучше не попадать туда, – вглядывался в гостя маленькими выцветшими глазками дед Матвей, стараясь увидеть, прочитать, угадать судьбу и намерения того.
– Лучше не попадать туда, – повторил в задумчивости и гость.
– А Верка-то ваша где? Она давно тута нос не кажет. У ей-то как жизня?
– Не знаю, дедушка. Разошлись мы. Отказалась она от меня. И муж её отказался от плохого родственника. Бог им судья, я ничего плохого им не делал, ничего у них не просил.
– Плохо то…
– Как есть, – поджал плечи Сергей.
– Да… – призадумался и дед Матвей.
– Здесь больше никто не живёт? – после затянувшейся паузы спросил Сергей.
– Никто не живёт, – кивнул согласно дед. – Жила Анисья тута рядом, да уж полгода как схоронили.
– Как же ты, дедушка, один тут? А если…
– Я не один, – не согласился дед Матвей. – Бог со мной, а я – с им.
– Бог высоко, и за всеми не уследит, не поможет.
– Это как его просить. В ладу я с им, вот он меня и не оставлят. Славь те, Господи, девяносто семь
В тексте автором используется сибирский диалект.
